Недавно американский Комитет по охране исторических ценностей стал организовывать туры в «Glass House» («Стеклянный дом») — одно из самых известных строений в Америке. Это здание, построенное в 1949 году архитектором Филиппом Джонсоном в Нью-Канаане (штат Коннектикут), представляет собой абсолютно прозрачный куб, состоящий из стеклянных перегородок от пола до потолка. Долгие годы «Стеклянный дом» был закрыт для посетителей, и только после кончины Джонсона (в возрасте 98 лет) он стал доступен для миллионов туристов, желающих полюбоваться этим образцом модернизма.
Между тем в Украине недавно появился свой «Glass House». Построил его бывший харьковский инженер-конструктор, а ныне — председатель совета учредителей концерна «АВЭК» 73-летний Борис Фельдман. Стеклянный дворец, два года назад возведенный на месте свалки, стал воплощением мечты бывшего советского инженера со сторублевым окладом — о доме счастья.
«Я родился в коммуналке, где некуда было поставить даже единственный стул»
— Борис Яковлевич, вы помните свое первое жилье?
— Это была харьковская коммуналка в доме № 17 в Мордвиновском переулке. Кстати, в этом же доме родилась и Люся Гурченко, моя ровесница. Теснота там была неимоверная. И, почти по Высоцкому, «на 38 комнаток всего одна уборная». В этой комнатке, где, кроме меня, еще рос брат Саша, мы прожили шесть лет. Там некуда было поставить даже единственный стул. У родителей, простых рабочих, не было никакой надежды на то, что мы когда-то выберемся из этой нищеты. А потом началась война.
Вернувшись из эвакуации, мы увидели, что наш дом разбомбили. Мама, бабушка, брат и я поселились в девятиметровой комнатке возле планетария. Голодали. И, видимо, мы с братом выглядели так жалко, что соседка, у которой муж держал лошаденку и мог что-то заработать, один раз в день на пороге своей квартиры (дальше нас из-за вшей не пускали, ведь мыло было роскошью) выставляла на табуретке жидкий суп с мамалыгой. Мы жадно глотали эту похлебку и мечтали: «Вот вернется с войны папа, мы будем есть мамалыгу трижды в день, и все изменится...» Но отец пропал без вести в боях под Сталинградом. А в той девятиметровой комнатке возле планетария я прожил вплоть до своей женитьбы.
— Говорят, в те времена квартирный вопрос людей не портил.
— Действительно, народ как-то не особо переживал по поводу тесноты. Я переехал жить к родителям жены Иды, где в небольшом частном доме ютилось еще несколько родственников. Нам с женой выделили крохотную комнатушку, где едва поместились столик, шкаф и диванчик. Мы с Идой и сыном Сашей (Борис Фельдман — отец народного депутата Александра Фельдмана. — Авт.) этой тесноты, кажется, и не чувствовали. Удивительное было время! Помню, как радовались первой покупке. Это был телевизор «Рекорд», купленный вскладчину с семьей сестры Иды. Только когда Саше было шесть лет, в 1969 году, мы получили двухкомнатную квартиру на Салтовке. В нашем представлении, тогдашнем представлении большинства советских людей, это были настоящие хоромы. Помню, ходил по этой тридцатиметровой «хрущевке» и удивлялся: «Зачем нам столько?!»
— Когда через много десятков лет вы задумали строить свой новый дом, каким он вам виделся?
— Светлым, открытым, свободным, «дышащим». С максимумом пространства для каждого члена нашей семьи. Такой эффект могло дать только стекло. У дерева и кирпича этих возможностей нет — они слишком тяжеловесны.
Возможность построить дом у меня была. Я продал акции, старый дом, где жил с семьей дочери и внуками, и купил заброшенный участок, на месте которого была свалка. Но когда стал искать фирмы, которые смогли бы построить стеклянный дом, оказалось, что таких фирм... вообще-то нет. Все организации, к которым я обращался, будто сговорившись, повторяли: «Это невозможно. Мы это не сделаем...»
— Неудивительно. У нас мало строят из стекла. Тем более что стекло — это модернизм, стиль административных построек и офисов. А уж стеклянный жилой дом и вовсе что-то из ряда вон выходящее.
— Тем не менее в Америке пошла мода на стеклянные дома. Модернизм стал возвращаться и в жилые строения, правда, он видоизменился, стал мягче. И сейчас в мире популярна именно такая недвижимость — дома с фасадами в стиле модерн с огромными стеклянными окнами. Их раскупают в течение трех дней. Правда, когда я задумывал свой стеклянный дом, такой тенденции еще не было.
— Но фасады со сплошным остеклением в нашей стране, по-моему, уже научились делать?
— Да. Строители говорили: «Ну, еще за стеклянный фасад возьмемся. Но весь дом из стекла строить — увольте! В таком доме невозможно жить». Тем не менее я не уставал искать нужных специалистов. По ходу делал чертежи будущего дома — недаром же восемнадцать лет проработал в проектных институтах. Но архитектора долго не мог найти. В конце концов судьба свела меня с профессионалом — замечательным харьковским архитектором Сергеем Мозыревым, у которого своя строительная фирма. И дело пошло...
Готовых решений не было. Очень многое пришлось делать экспериментальным путем. Приглашал и украинские, и зарубежные фирмы. За два с половиной года дом был построен.
«Где вы видели, чтобы гости, приезжающие со всего мира, просили первым делом сфотографировать их возле... унитаза?»
...Автомобиль, в котором Борис Яковлевич вез нас к своему дому, остановился у центрального входа. На улице еще было жарко, но,
зайдя в стеклянное строение, похожее на гигантский аквариум, мы попали в царство приятной прохлады. Солнце пробивалось сквозь стеклянную крышу, расположенную приблизительно на высоте третьего этажа, но светоотражающие устройства не давали ему нагреть внутреннее пространство дома. «Аквариум» был прикрыт шторами молочного оттенка по всему периметру.
Прохлады добавляла и цветовая палитра холодного оттенка. Как потом объяснил хозяин, в холодной цветовой гамме предметы выглядят очень элегантно. Оглядевшись, мы поняли: хозяева — настоящие поклонники стекла. Стеклянными были стены, потолок, лифт и лестницы, барные стойки, обеденные и журнальные столы. И даже стулья, сделанные из прозрачного пластика, имитировали кристальную прозрачность стекла. Чувствовалось, что здесь главенствуют мужской стиль и мужской взгляд на домашний уют. И почти нет места дамскому гламуру с его розочками, пуфиками, ковриками, картинками и безделушками. Это был изысканный дом. Он заставлял держать осанку.
И все же меня занимала банальная мысль: куда хозяева складывают одежду, когда приходят с улицы?
— Видите эту стену в гостиной высотой в два этажа? — объяснил Борис Яковлевич. — Платяной шкаф прячется за ней. Мне сначала говорили, что построить шкаф такой высоты с зеркальными вставками невозможно. Правда, в проектном институте, куда я пришел за помощью, имея уже собственные эскизы, основу шкафа нарисовали. Но выглядела она, как громадина в заводском цеху. Я сказал: «Вы что? Это же дом, а не завод! Надо, чтобы все было эстетичным!» Нарисовал, как я это вижу, где и как укрепить... «А теперь, — говорю, — рассчитывайте!» Они рассчитали, и все у нас получилось... В шкафу есть второй этаж. Чтобы достать оттуда вещи, мы пользуемся лестницей.
— А что означает этот огромный белый шар рядом со шкафом?
— Это... место для уединения. Меня в проектном институте спросили: «Где у тебя будет туалет для гостей стоять?» Говорю: «Вот тут!» Потом задумался: «Он же вид станет портить!» Стеклянным его не сделаешь. И придумал, что туалет будет в виде белого шара с такой блестящей внутренней «космической» обшивкой...
Хозяин открыл дверь сферы и пригласил зайти внутрь. Оказалось, что там уже были обитатели: мы увидели две скульптуры обнаженных юных мулаток. Первая скульптура сидела... на унитазе, обхватив его стройными ногами. Вторая стояла неподалеку, держа в одной руке чашу, а другой стыдливо прикрывая наготу.
Вот это номер! В парадном сдержанном интерьере голые барышни выглядели этакой хулиганской выходкой расшалившегося заказчика, добавившей изюминку в строгий облик дома.
— Это туалет-шутка, туалет-сюрприз! — подтверждает наши мысли собеседник. — Скульптуры делал известный украинский скульптор.
Он предлагает нам испытать мулаток, внутри которых заложены какие-то хитрые инженерные системы. Всех захватывающих подробностей рассказывать не будем. Скажем лишь, что туалет, должно быть, очень нравится мужчинам, поскольку вся механика приводится в действие путем нажатия... женских сосков. Хочешь слить воду — нажимаешь на сосок сидящей на унитазе мулатки. Нужно помыть руки — подходишь к другой обнаженной дамочке и тоже тискаешь ее грудь. Левый сосок — горячая вода, правый — холодная. Вода льется через рот мулатки в чашу. Хозяин уже привык, что гости бегают в туалет чаще положенного.
— Когда я это придумал, не подозревал, что сооружение так полюбится гостям, — говорит Борис Яковлевич. — Где вы видели, чтобы гости, приезжающие ко мне со всего мира, просили первым делом сфотографировать их возле... унитаза? Знаменитый скульптор из Израиля Фрэнк Майзлер, кстати, не просто сфотографировался в туалете, но и представлял эти снимки на разных выставках. А когда приехал домой и рассказал об увиденном жене, та сказала: «Фрэнк! Отличная идея! Только пусть в нашем туалете будут не мулатки, а два обнаженных мулата!» (Смеется.)
Гости у нас не скучают. Вот Никас Сафронов тоже приезжал. Мы проводили выставку его картин в нашей галерее искусств в офисе концерна «АВЭК». Никас зашел в дом с таким видом: «Ну-ну... Чем вы хотите меня удивить?..» А потом ему так здесь понравилось, что ушел в полпервого ночи.
— Только сейчас рассмотрела, что ваш бассейн со стеклянным дном подпирают колонны-аквариумы в виде буквы П. Это чья задумка?
— Моя. Я много путешествовал, был в Нью-Йорке, в Лас-Вегасе, видел огромные, километровой длины, аквариумы. Но такие аквариумы делать легче, чем то, что я сделал у себя. Высота аквариума здесь два метра пятьдесят сантиметров, ширина опоры — больше метра. Сложность в том, что давление воды в таком узком и высоком объеме огромное. Однажды сконструированный аквариум лопнул, и вся вода обрушилась вниз. И это несмотря на сложнейшие инженерные расчеты. А я только собирался запускать в аквариум пираний. Не тех, хищных, а декоративных. Слава Богу, рыб в тот момент в аквариуме не было. И людей рядом тоже...
«Простые вещи кажутся мне скучными»
— Внуки у вас гостят или живут?
— Со мной живет семья младшей дочери Лили. Ее муж Олег и трое их детей: 12-летний Стасик, 9-летняя Аннеточка и 4-летний Владик.
После экскурсии по дому мы выходим на улицу. Там множество уголков — для всех членов семьи и их гостей. Для детей устроен мини-«Диснейленд», где есть и батут, и вышка-«тарзанка», и бобслейная трасса. Взрослые могут и хлеб испечь в русской печке, и шашлыки на мангалах пожарить, и вина испить из... специального фонтана, который сейчас на реконструкции.
— Вино — красное и белое — будет течь прямо из этих бутылок, установленных в каменной горке, — показывает Борис Яковлевич.
— Как течь — вот так в никуда?
— Так вино ж будет не во всех бутылках! (Хитро улыбается.) В других бутылках — жидкость с подсветкой. И только одна бутылка — с настоящим вином. Она будет с краном. Подошел, открутил кран, налил сколько нужно, закрыл... Здесь все устроено рационально.
— Вы могли бы определить концепцию вашего дома?
— Наверное, она такая, как у японцев, любителей минимализма: «Все лишнее — безобразно». (Смеется.) Я тоже не люблю забитых мебелью интерьеров, ярких перенасыщенных красок, бесполезных вещей «для красоты».
— А как бы вы определили «концепцию» вашей жизни?
— Работа, работа и... работа. Заработать можно было в любые времена. Важно было захотеть. Помню, как мы с женой выживали, чтобы прокормить детей. Ида, которая работала учительницей в школе, нас обшивала, обвязывала, чтобы тратить меньше на одежду. А по ночам выезжала со мной на заработки — «грачевать» на 401-м допотопном «Москвиче», который я купил за полцены.
В те годы шла борьба с «нетрудовыми» доходами. Я до сих пор не пойму, в чем смысл этого выражения. Мне всегда приходилось потрудиться, чтобы заработать лишнюю копейку. Но, чтобы ни у кого не возникло подозрения, что я зарабатываю деньги незаконным путем, садил рядом Иду. Если остановят, всегда будет объяснение: мол, жену с вокзала везу. Когда нас останавливали гаишники, Ида сидела от страха ни жива ни мертва. В кулачке зажимала гроши, которыми с нами расплачивались пассажиры... Мы эти кровью и потом заработанные деньги боялись даже оставлять в салоне: вдруг машину захотят обыскать? Вот так, шаг за шагом, думая, как бы и где заработать, что усовершенствовать или придумать, я шел к тому, что имею сегодня.
— У вас есть несбывшиеся мечты?
— Наверное, нет. Кажется, все сбылось. У меня хороший дом, любимая работа, умная преданная жена, прекрасные дети, внуки. Я решил увековечить нашу семью и заказал скульптору Фрэнку Майзлеру статуэтки из бронзового литья, лица которых бы в точности повторяли лица любимых мною людей. Посмотрите на этот постамент. Здесь есть все мои домочадцы: жена, дети, внуки. Нет только двоих: Ани и Давидика. Аня — это жена моего внука Сан Саныча (сына народного депутата Александра Фельдмана. — Авт.). Она недавно подарила мне правнука, Давида.
Я уже заказал Фрэнку две новые статуэтки, прообразом которых будут Аня и Давидик. Но делать он их будет долго: несколько месяцев. Фрэнк говорит, что проще сделать пятиметровую статую, чем, добиваясь схожести, отлить маленькую статуэтку с мелкими чертами лица.
— Майзлер такой же выдумщик в интерьере, как и вы?
— Нет. В его большой красивой квартире в Израиле все со вкусом, аккуратное, но фантазий особенных нет. Мне же простые вещи и простые решения кажутся скучными. Я человек оригинальный, необычный. Люблю что-то такое придумать, чтобы показать: предела человеческим фантазиям и возможностям нет. Вот все говорили, что такой дом сделать невозможно. А я сделал. И очень горжусь тем, что придумал и сумел воплотить свои замыслы.
Из досье «СОБЫТИЙ»
Борис Яковлевич Фельдман родился в Харькове, в рабочей семье. Закончил железнодорожный техникум, Украинский заочный политехнический институт по специальности «Станки, инструменты, технология машиностроения» (г. Харьков). Много лет проработал в госучреждениях, но после выхода указа Горбачева о развитии кооперативного движения уже через месяц основал один из первых в Харькове кооперативов — «Монтажник». Придумал особую технологию изготовления алюминиевых рам из... отходов, продававшихся в магазине «Юный техник» (алюминий считался стратегическим сырьем), и наладил в Харькове их производство. Его сын Александр основал кооператив «Ремонтник», где ремонтировал «Волги», а потом запустил конвейер по сборке(!) автомобилей «Волга» из закупленных на профильном заводе запчастей.
В начале 90-х годов оба кооператива объединились в частную производственную фирму «АвтоЭкспрессКонструкция». Со временем она переросла в мощный концерн «АВЭК», который занимается 33 видами деятельности и является собственником крупнейшего в Европе рынка «Торговый центр у станции метро «Имени академика Барабашова». Ныне Борис Фельдман — председатель совета учредителей концерна «АВЭК» и идейный вдохновитель Международного благотворительного фонда А. Фельдмана, названного именем сына. Фонд широко спонсирует детские футбольные команды, спасает детей, погибающих от рака, выделяет немалые деньги на культурные и просветительные программы.
