Невозможно предсказать, что принесет актеру небывалый успех. На счету Евгения Дятлова десятки ролей в театре, фильмах и сериалах. Он дошел до финала в «Короле ринга», уступив в последнем бою только Эдгару Запашному. Но по-настоящему знаменитым его сделало шоу «Две звезды», в котором Евгений пел дуэтом с лидером «Ночных снайперов» Дианой Арбениной.
«После нашей «Свадьбы» Арбенина призналась, что хочет родить ребенка»
— Евгений, признайтесь, премию Аллы Пугачевой уже потратили?
— (Смеется.) Пока нет. И даже не знаю, на что именно потрачу, слишком уж много всего нужно сделать.
— Вам польстило внимание Пугачевой?
— Скажем так: я получил от нее то, чего ждал.
— Премию?
— Нет, высокую оценку своих выступлений. Конечно, если бы я еще был мальчиком, это окрылило бы меня, дало бы путевку в жизнь. Но, хотя я человек состоявшийся, все равно именно ее признание было особенно приятным. Помню, как я, работая на заводе в Никополе, слушал песни Аллы Пугачевой. И если бы кто-то мне тогда сказал, что я буду стоять с ней на одной сцене, а она при этом еще и будет меня хвалить, я бы посчитал это заоблачными фантазиями. Очень часто жизнь не просто исполняет наши мечты, она дает нам то, чего мы сами никогда не осмелились бы у нее попросить.
— За кулисами вы с Пугачевой не общались?
— Нет, отработав, она тут же уходила и вне записи почти ни с кем не общалась.
— Вы сами выбирали партнершу для «Двух звезд» или это сделали за вас?
— Нам сразу сказали, кто и с кем будет петь. Помню, я еще спросил: «А иначе никак?» «Нет, — говорят, — никак». Ну и ладно. Тем более, что мне грех жаловаться — с Дианой очень хорошо работалось. Знаю, что и она обо мне очень тепло отзывалась, наверное, мне удалось затронуть какие-то струнки в ее душе.
— Кто из вас придумывал идеи сценического воплощения песен, например, «Свадьбы» и «Трубадурочки»?
— Ой, с «Трубадурочкой» — песней из мультфильма «Бременские музыканты» — была целая история. Диане очень хотелось ее спеть, и мы сразу как-то не задумались над тем, что написана-то она только для одного человека, второй не поет, а только повторяет рефреном: «Ничего я не хочу!» Поняли мы это только тогда, когда до записи оставалось всего несколько часов, а у оркестра уже были расписаны партии. И это в то время, когда у всех участников шоу уже проснулся азарт, и они начинают всерьез, не по-детски петь. Что делать?! Надевать парики и костюмы и изображать короля и принцессу? Тупо и банально. И тогда мы придумали такой вот ход в духе капустника, причем, задали его изначально. Я, если помните, в самом начале объявил, что песня посвящается бедным, несчастным костюмерам шоу «Две звезды», зашивающимся как в прямом, так и в переносном смысле. Правда, никто не обратил на это внимания, зато всем почему-то дались трусы, в которых я выступал. Об этом потом на сайте проекта много писали. А еще нас обвинили в подражании «Comedy club». Люди у нас мыслят настолько прямолинейно, что даже обидно.
— А «Свадьбу» кто придумал?
— Тоже мы. Решили показать утро третьего дня свадьбы, когда жених с невестой просыпаются, видят друг друга и медленно вспоминают, кто они и что здесь делают. Вообще-то, по идее должна была получиться ретроспектива, и в финале песни они, чистенькие и свеженькие, снова должны были стоять у алтаря. Но, к сожалению, у нас было слишком мало времени для репетиций, поэтому играть пришлось на намеках. Кстати, Диане очень понравилось надевать подвенечное платье. После этого номера она призналась, что хочет родить ребенка.
«Девушка, в которую я был влюблен, не ответила мне взаимностью — ушла с другим»
— Родились вы в Хабаровске, а выросли в Никополе. Как-то это далековато одно от другого, не находите?
— Когда мой отец утонул, мне было пять лет. У мамы на руках остались мы с братом и старенькая бабушка, ее мама. Климат в Хабаровске тяжелый, жилищные условия у нас были такие, что просто беда. Мама достаточно долго терпела, но потом ее терпение лопнуло, и мы переехали в Украину, в Никополь, где климат мягкий. К тому же, там жила мамина сестра, да и много других родственников. Они нам очень помогли, а со временем наладились дела с жильем. Я пошел в школу, учился хорошо — на «четыре» и «пять».
— И что же, совсем не хулиганили?
— Хулиганил, как все. Пока был поменьше, дрался. Со временем начал ухаживать за девушками. Это было своеобразное познание мира с его чувственной стороны. Но это позже случилось, когда я подрос. В школе же я долго был влюблен в одну девочку. Я, вообще-то, скромный, поэтому ходил за ней, но на сумасшедшем расстоянии, так, чтобы она меня не заметила. Молча вздыхал. Никто и заподозрить не мог, что я в нее влюблен, чувств своих я никак не проявлял. А внутри сгорал. Очень трепетно к ней относился, боготворил, как Блок Менделееву. Так продолжалось со второго по девятый класс.
— А в девятом, значит, разлюбили?
— Нет, это она не ответила мне взаимностью — ушла с другим.
— Теперь, наверное, жалеет!
— Не думаю. Дело в том, что в отличие от меня, женатого уже не в первый раз, она всю жизнь живет с тем самым парнем, которого тогда выбрала. Так что их встреча — это, наверное, судьба, а я некстати претендовал на ее сердце.
— И вы с горя подались в актеры?
— Ну, до актерства было еще очень далеко. Поначалу я успел и в университете поучиться, и в армии побывать. В школе я учил французский язык, и у меня даже неплохо получалось, во всяком случае, на пару областных олимпиад съездил. Сориентировала меня на это поступление преподавательница французского: дескать, давай, дружочек, подавай документы! Я ее предложение воспринял без особого энтузиазма, мне тогда хотелось одного — играть в рок-ансамбле. Но надо было как-то устраиваться в жизни, нельзя было и дальше сидеть у мамы на шее, и я решил делать какие-то взрослые телодвижения. Подал документы в Харьковский университет, хотел стать переводчиком. Но, к сожалению, на стационар меня не взяли, на десять мест претендовало одиннадцать человек, и этим одиннадцатым после всех конкурсов и отсеиваний оказался я. Хотя парень, которого зачислили вместо меня, набрал всего на полбалла(!) больше. Так я стал заочником французского отделения филфака. Это было моим поражением. В общем, днем я работал, а вечером делал вид, что учился. Но потом я опять попал в рок-ансамбль, и вся моя учеба покатилась под горку.
— Неужели вас выгнали?
— Нет, забрали в армию.
— Считается, что молодой человек обязательно должен пройти армию — только тогда он станет настоящим мужчиной.
— Мужчиной он станет в любом случае, но армия — это испытание. Причем контролируемое, а значит — ты не помрешь и окончательно не сломаешься (хотя бывают, конечно, и ужасные случаи). А когда мы проходим испытание, то, естественно, становимся сильнее, вот и все. После армии я восстановился, работал на заводе в три смены и учился, но мечтал все равно о пении, о сцене.
— Говорят, вы даже у станка пели?
— Так я везде пою: в туалете, в кровати... А уж у станка — сам Бог велел. Станки гудят монотонно, грохот стоит адский, можешь хоть заорать во весь голос, никто не услышит. Вот я и пел. А потом окончательно понял, что французский язык — это не мое, и рванул в Питер, поступать в театральный институт.
— Почему именно в Питер?
— Ну, поначалу я подал документы в Москву, в институт имени Гнесиных. И все, вроде бы, было хорошо, меня обнадежили: «Приезжайте!» А за месяц до экзаменов сообщили, что в этом году стационар для иногородних будет закрыт. И я решил ехать в Питер.
— Почему не в Киев? Согласитесь, он к Никополю как-то ближе.
— Хотелось по максимуму — куда-то туда, за облака, где живут какие-то необыкновенные люди и происходят столь же необыкновенные события. Раз не удалось покорить Москву — значит, надо покорить Питер. Если бы я и там не поступил, то, может быть, вспомнил бы о Киеве. А может быть, и нет. Правда, со временем моя мечта об эстрадной сцене как-то померкла, ее заслонили другие, более злободневные вещи. И только сейчас, спустя двадцать лет, она воплотилась в проекте «Две звезды». Такой вот подарок судьбы двадцать лет спустя!
— Может быть, и лучше, что все произошло именно сейчас?
— Нет, все в этой жизни надо получать вовремя. Когда ты чего-то очень хочешь, стремишься к этому и, наконец, на пике своего желания получаешь, то испытываешь ощущение чистого, без каких-либо примесей, счастья. Но, конечно, речь идет не о вялом желании, о котором ты подумываешь, лежа в постели. Нет, надо хотеть страстно, на пределе своих сил и возможностей. А когда твои желания уже давно лежат в другой плоскости, а ты просто поигрываешь мускулами, нехотя проверяешь свою силу и вдруг получаешь то, о чем когда-то так сильно мечтал, — это уже совсем другое чувство.
«Почти год я молился Богу, и утром и вечером в одних трусах бегал по морозу купаться в проруби»
— Вы испытывали такое счастье — чистое, без примесей?
— Да, на шоу «Король ринга». Дело в том, что бокс с детства был для меня недостижимой мечтой. Когда-то я бросил им заниматься, потому что отдал предпочтение рок-музыке. Но все равно постоянно хотел вернуться к этому занятию, хоть и понимал, что для меня, в силу возраста, эта тема закрыта навсегда. Максимум, во сколько может начать работать боксер, чтобы профессионально состояться, это 22—23 года. Яркий тому пример — Султан Ибрагимов, который начал свою карьеру в боксе достаточно поздно, но все равно сумел стать чемпионом мира. А я в свои 30—35 лет понимал, что ни о каком боксе не может быть и речи. И вдруг — на тебе! Осуществилась моя заветная, выстраданная мечта. Можно сказать, что я влетел на ринг на крыльях.
— А почему вы в свое время выбрали именно бокс — один из самых страшных видов спорта?
— А как, по-вашему, на страх надо реагировать? Убегать от него? Нет, надо идти навстречу страху и переживать его. Во всяком случае — стараться. Тогда ваш страх будет вам известен. Потому что пока он будет вам неизвестен, он будет вами управлять. Вы ничего не сможете сделать, у вас от ужаса просто наступит паралич — все мышцы затекут, и вы не сможете и шагу ступить. А когда вы будете знать его, так сказать, в лицо, то, в случае реальной опасности, и вести себя будете по-другому — более продуктивно, у вас прибавится сил.
— Вы свои страхи знаете?
— Они, наверное, такие же, как у всех. Боюсь голода и нищеты — вдруг жизнь станет хуже, а я окажусь к этому не готов. Боюсь болезней, особенно неизвестных инфекций, с которыми врачи еще не умеют бороться. Боюсь потерять родных — не дай Бог, с кем-то из них что-то случится, я этого не переживу. Кстати, именно страх, наверное, и позволяет нам отделить главное, что есть в нашей жизни, от неглавного.
— Вам это удается?
— В разное время — по-разному. У меня в жизни был очень интересный период, когда я почти целый год нигде не работал.
— Чем же вы занимались?
— Молился Богу, утром и вечером в одних трусах бегал по морозу купаться в проруби. Мы тогда жили за городом, рядом были небольшие озерца, вот я в них и нырял. Телевизор не смотрел, радио не слушал. Здорово! Это было время, когда я будто бы находился в противостоянии к самому себе. Я тогда очень многое понял и о себе, и о мире — о своем отношении к нему, о том, что мне мешает и что помогает. Понял, что жизнь нужно принимать такой, какая она есть, без вредных добавок.
— Что вы называете добавками?
— То, что не является необходимостью, без чего можно прожить. Я, например, много внимания уделял одежде, думал о комфорте, носился с собой, как с писаной торбой: «Ах, я так устал, моя нервная система не выдерживает!» Но оказалось, что, как только ты себя ограничиваешь и оставляешь самое главное, тут же появляется ощущение покоя и кажется, что у тебя очень много времени и сил. Мне было очень хорошо, и я мог бы бесконечно долго жить такой жизнью, если бы не семья, которую нужно было кормить. Поэтому, когда мне предложили работу в театре, тут же согласился. А потом все как-то опять завертелось, и от той счастливой жизни остались только воспоминания. Кстати, ради семьи я когда-то и в подземном переходе пел.
— ?!
— Это было время, когда в театре почти ничего не платили, а кино тогда еще не снимали. Брал гитару, шел в переход, и мне за сорок минут накидывали мою месячную зарплату. Правда, это для меня не стало системой, я и ходил-то туда всего несколько раз.
— Вот вы говорили о вредных добавках, а я слышала, что вы любите выпить. Это правда?
— К рюмке я не тянусь, спокойно могу не пить неделями. Но уж если есть повод и хорошая компания, действительно могу выпить много и делаю это от души.
— Отдыхать как любите?
— Дома, в постели, под теплым одеялом.
— Не скучно?
— Скучно тем, у кого жизнь скучная. А если постоянная круговерть, все время с корабля на бал да с ног на голову, не до скуки. Жить надо так, чтобы вечером в изнеможении доползать до кровати. А если изнеможения нет — значит, ты еще не все сделал.
