Владимир Бортко уже давно числится в классиках российского кинематографа. «Мастер и Маргарита», «Идиот», «Бандитский Петербург» и, конечно же, «Собачье сердце» навсегда завоевали сердца миллионов кинозрителей. Между прочим, у «Собачьего сердца» в этом году юбилей — 20 лет со дня выхода на экран. Слухов и недомолвок вокруг фильма было очень много. Говорили, что будто бы сумасшедшие деньги, вложенные в картину, Бортко отмывал за рубежом. Ничего общего с действительностью подобные сплетни, конечно же, не имеют.

О том, как проходили съемки фильма и о том, какой... провал(!) был уготован ему после премьеры, наш разговор с Владимиром Бортко.

«Человек из ЦК поведал мне, что хвалить фильм не разрешалось до официальной реакции Кремля»

— Владимир Владимирович, отмечать двадцатилетие фильма будете?

— Знаете, если бы я отмечал юбилей каждого своего фильма, которых, к слову, снял около двадцати, то у меня, наверное, не хватило бы ни здоровья, ни нервов. Так что даже такой значимый юбилей, как 20 лет любимому многими фильму, отмечать не буду.

На днях вот местные телевизионщики приезжали (Владимир Бортко живет в Санкт-Петербурге. — Авт.), спрашивали всякий бред: «А правда ли, что вас хотели после премьеры «Собачьего сердца» выслать в Сибирь»? Посему, предупреждая подобные «интересные вопросы», отвечаю: Бортко никто никуда высылать не собирался! Хотя, скрывать не буду, первый показ провалился.

19 ноября 1988 года состоялась всесоюзная премьера. Ажиотаж был еще тот — ведь до этого Булгаков был строго-настрого запрещен советскими цензорами. А тут пришел Горбачев: перестройка, гласность... На этой волне масштабной вседозволенности я решил экранизировать, может быть, самого резонансного писателя XX столетия. После премьеры писали, что, мол, всякого дерьма за последнее время насмотрелись, но такого еще не видели, что за такие фильмы нужно головы рубить вместе с руками и сбрасывать с моста. Пожалуйста, мои слова легко проверить. Пойдите в архив, возьмите газеты за ноябрь 1988 года — и вы в этом сами убедитесь.

— Так зачем же вы, убежденный марксист и член Коммунистической партии, сняли в советские времена антикоммунистический фильм?

— Я бы сказал так: мои фильмы не антикоммунистические, а антибюрократические. «Где у Карла Маркса написано, что второй подъезд в доме по Обуховскому переулку надо забить досками и ходить вокруг, через черный ход?» (Эта фраза звучит в фильме из уст профессора Преображенского. — Авт.)

Однако, знаете, несмотря на такую жесткую, я бы даже сказал — жестокую критику, я чувствовал, что все сделал правильно. Интересно, что, когда прошел фильм, некоторые из чиновников, которые публично его критиковали, подходили ко мне и... поздравляли с отличной работой. А был случай, когда ко мне подошел человек из ЦК (чины и звания не буду называть) и сказал, чтобы я на это все (критику. — Авт.) внимания не обращал. Хотя Булгакова снимать разрешили, но не сказали, где грань дозволенного. Так вот, этот человек поведал мне, что хвалить фильм — как бы хорошо он ни был снят — не разрешалось до официальной реакции Кремля.

— Которая последовала только спустя два года, когда вы получили Государственную премию...

— Повторюсь, я чувствовал, что снял хорошо. Я вам больше скажу: по прошествии двадцати лет я сделал бы все точно так же. И с теми же актерами, осветителями, операторами, той же музейной мебелью, даже собакой. Которая, кстати, была и вправду дворовой. Просто прибилась к нашей съемочной группе. Я же не зря говорил, что ко мне актеры сами на съемки приходят!

— Бюджет был большим?

— По советским временам, да. Но сумму не назову. Скажу лишь, что теперь за эти деньги снять достойный фильм невозможно.

«Когда худсовет попытался отговорить меня снимать Толоконникова в роли Шарикова, я заявил: «Снимайте тогда сами!»

— Это правда, что после провальной премьеры картины у Евгения Евстигнеева, сыгравшего профессора Преображенского, обострились проблемы с сердцем?

— Нет, неправда. Несмотря на разгромные статьи, которые полились буквально изо всех газет, в том числе и таких уважаемых, как «Комсомолка», Женя позвонил мне через некоторое время и сказал: «Пожалуй, я занесу эту роль себе в актив».

— А как вам удалось заманить в картину Евстигнеева, который был в то время одним из самых востребованных отечественных актеров?

— Евгений Евстигнеев выстрадан мною. Он из-за своей занятости часто опаздывал на съемки, однако мои переживания не оправдались. Выбор в пользу Евстигнеева дался мне сложно. Ведь на роль профессора Преображенского пробовались — только представьте — четыре актера!

— Это много?

— Для меня — да. Тем более, если бы вы только знали, какого это калибра актеры. Но называть их, извините, не стану (насколько нам удалось выяснить из разных источников, ими были Леонид Броневой, Михаил Ульянов и Олег Басилашвили. — Авт.) Могу сказать, что все играли более чем хорошо. Однако меня терзали сомнения: чего-то их игре не хватает. Но чего? И тут я понял! Им не хватало той проникновенности, которая была у Евстигнеева.

Женя очень скрупулезно относился к работе, всегда искал новые варианты, замечал какие-то мелочи, часто импровизировал, причем в тему. При этом был добрейшей души человеком. Помню, когда мы, в перерывах между съемками, ходили обедать в буфет, он всегда вызывался платить за всех. Особо никто не возражал — денег-то у всех мало было. А еще он мне запомнился как непревзойденный хохмач. Каждый день, когда выдавалась свободная минута, он выстукивал ритмы своего любимого джаза, причем делал это с потрясающей ритмичностью, а в качестве инструментов использовал самые необычные предметы: ботинки, стулья, ножи, вилки...

— Еще одна ваша находка — Владимир Толоконников?

— Толоконникова (исполнителя роли Шарикова. — Авт.) моя ассистентка Галя Гальцева нашла в одном из казахстанских театров. Для роли Шарикова кандидатуру искали по всей стране. Толоконников тогда играл в разных театрах Средней Азии и Казахстана. Мы посмотрели пару его спектаклей, сравнили с актерами, которые тоже пробовались на роль Шарикова (Алексей Жарков и Николай Караченцов. — Авт.), после чего утвердили на роль Володю. Играть ему, конечно, было трудно. Могу сказать, что меня пытались отговорить от идеи снимать Толоконникова — дескать, он пьет. Причем отговаривал не только худсовет, но и еще некоторые люди. На это я им ответил: «Снимайте тогда сами!» Советчики дали задний ход, понимая, что без меня «кина не будет».

К сожалению, дальше у Володи не заладилось. Хотя я пробовал его на роль Никанора Босого в «Мастере и Маргарите».

— Как вам удалось настолько гармонично подобрать остальных актеров?

— Это моя работа, мне за это деньги платят. Хотя, наверное, дело в том, что у Бортко интересно работать, вот и весь секрет. Тот же Карцев хоть бесплатно готов у меня сниматься. Впрочем, как и я готов снимать его везде. Сколько шикарных ходов он мне подсказал! Говорили, будто я был против Бориса Плотникова (доктор Борменталь. — Авт.), но это неправда. Я сам выбрал его на эту роль. Не верьте слухам! Вот что я вам скажу: мне навязать ничего нельзя. Точка. Это касается как творчества, так и личной жизни.

— Кстати, о личной жизни. Владимир Владимирович, вам же седьмого мая 62 года исполнилось. Как отмечали?

— С друзьями, как положено. Вспоминали мои фильмы, детство, армию... Было что вспомнить. Но главное — я морально отдохнул.

Вообще, отдохнуть хочется побольше. Поеду в Испанию — позагораю, подумаю о том, что сделал за последнее время, загадаю желание, которое, наверное, не сбудется, как не сбылась моя детская мечта стать машинистом. Ведь я десять лет не отдыхал: снимал «Бандитский Петербург», «Идиот», «Мастер и Маргарита», недавно закончил картину «Тарас Бульба», которая выйдет на экраны 4 ноября этого года. В общем, отдохну...