В канадском Квебеке перед началом финального матча 72-го чемпионата мира по хоккею была названа символическая сборная ушедшего ХХ века. Включен в состав великолепной шестерки (пять полевых игроков плюс вратарь) и Вячеслав Фетисов.
«Бабушка, дедушка, мама, папа и я жили в комнате, разделенной шторой на несколько клетушек»
— На Коровинское шоссе давно заглядывали, Вячеслав Александрович?
— Вообще-то родился я на улице 800-летия Москвы. В бараке на двадцать семей. Мы впятером — бабушка, дедушка, мама, папа и я — жили в комнатке, разделенной шторой на несколько клетушек. Удобства были, как говорится, на этаже. Из отопления — печка-буржуйка, зимой почти не дававшая тепла. Я часто простужался, болел ангиной, поэтому спал в шубе, шапке и валенках. Помню, однажды проснулся от жажды. Хотел окликнуть кого-нибудь из взрослых, да голос сел. Сполз с кровати, подошел к ведру, в котором держали воду, наклонился, а там — лед. Стоял и лизал его в темноте...
Летом каждую субботу ходил с отцом мимо станции «Бескудниково» на стадион «Локомотив». Там регулярно проводились спортивные праздники. Играли мы во все подряд — в футбол, волейбол, лото, домино, перетягивали канат... На обратном пути папа выпивал в станционном буфете «командирские» сто граммов, а мне брал маленькую кружку лимонада. Если не было денег, наливали в долг — под будущую получку...
На Коровинское мы перебрались, когда мне исполнилось шесть лет. Дом 4, корпус 4, квартира 20. Символический, кстати, адрес: я ведь появился на свет 20-го числа четвертого месяца. Давненько не был в той «хрущевке», а тут наведался по случаю съемок телефильма к моему юбилею.
— Ощущение, словно вернулись в прошлое?
— Не сказал бы. Коробки, в которой когда-то начинал играть в хоккей, нет в помине. На том месте стоит «свечка» — жилая высотка. Правда, я помог построить другую площадку во дворе 244-й школы, где проучился десять лет. Первого сентября часто туда прихожу. В прошлом году подарил компьютерный класс... Со съемочной группой мы приехали в субботу днем: уроков нет, школа на замке, спортзал закрыт, вокруг забор, детям податься некуда. А потом удивляемся, что пацаны без цели слоняются по улице, приключения ищут.
Все-таки в мое время были иные ориентиры. Тогда считалось модным заниматься спортом. Да и с соседями повезло. Дядя Боря Иванов работал слесарем на стадионе «Динамо», дядя Витя Ставроский трудился там же электриком, они-то и подбили молодежь на строительство хоккейной коробки в нашем дворе. Провели освещение, оборудовали раздевалку. Там я пропадал целыми днями. Улица многому меня научила. Не зря в Америке говорят, что стритсмарт (в дословном переводе — уличный умник) всегда даст фору кабинетному червю.
— Изначально вы вроде собирались поступать в динамовскую хоккейную школу?
— Из-за дяди Бори и дяди Вити. Хотя папа всегда был заядлым спартаковцем и терпеть не мог ЦСКА. Только потом перековался, сменил ориентацию на армейскую. А в «Динамо» меня не взяли, сказали, что рано пришел, надо на пару лет подрасти. Зато в школе ЦСКА, куда отправился, приписав год, услышал прямо противоположное: мол, опоздал, паренек, твои ровесники давно на льду гоняют... Правда, вскоре армейцы объявили дополнительный набор, и я решил еще раз попытать счастья. Поехал на Ленинградку, поднялся из перехода у станции метро «Аэропорт» и сразу встал, уткнувшись в хвост растянувшейся на пару километров очереди из мальчишек с клюшками. Часа четыре провел в ожидании и перед Анатолием Тарасовым, лично отбиравшим пацанов, предстал уже перегоревшим, уставшим, на ватных ногах.
Словом, снова пролетел. Но не сдался, сделал еще один заход и с третьей попытки пробился в ЦСКА. Великая удача, что попал в руки к Анатолию Владимировичу. Выдающийся тренер и прекрасный воспитатель! Он не только учил бить по шайбе, закладывал дух победителей. А как нам, пацанам, объяснял, кто такой настоящий защитник! Это, говорит, игрок, который видит всех партнеров, всех соперников и еще блондинку в пятом ряду в пятом секторе на центральной трибуне. Помню, пришел я на следующую тренировку и начал искать взглядом эту блондинку. Среди сугробов. А лет мне было двенадцать...
«Когда мне выдали клубную форму, месяца два в ней спал»
— Но в итоге вы же нашли ее, свою Ладу.
— Только случилось это еще двенадцатью годами позже. С тех пор мы четверть века вместе... А тогда, в начале 70-х, я был счастлив, что играю в прославленном ЦСКА. Когда впервые выдали клубную форму, месяца два в ней спал. Щитки не снимал, краги...
— Боюсь спрашивать: неужели и коньки?
— Ботинки мне достались потертые, с выбитыми до белого пластика носами. Они явно переходили от одного поколения армейских воспитанников к другому, словно эстафетная палочка. Тогда ведь с амуницией для детских команд было плохо... Кстати, с хоккейной экипировкой связан любопытный эпизод. В 1974 году я впервые поехал в Канаду с юношеской сборной СССР, которой предстояло сыграть матчи с ровесниками из провинции Онтарио.
Прилетели. В аэропорту нас уже ждала толпа журналистов с телекамерами и фотоаппаратами. Со всех сторон посыпались вопросы, засверкали вспышки. Прием сумасшедший! Сразу повели на пресс-конференцию. На столах — кока-кола, какие-то бананы, ананасы, апельсины. Это в феврале! Мы подобного и летом-то не видели. Ребята окончательно обалдели. Толя Семенов налег на сливки, которые в кофе добавляют. Выпил целую гору мини-упаковок. Канадцы сфотографировали это дело, и снимок потом обошел все местные газеты.
Поселились мы в лучшем отеле города, где кровать в номере была больше, чем наша московская квартира. И в телевизоре сто каналов, не перещелкать. Словом, культурный шок! Но я о другом хочу рассказать. Выходим на первую игру: зал на двенадцать тысяч мест забит битком, электроорган «Калинку-малинку» наяривает... После двух периодов мы горели 0:2, но в заключительной трети собрались и выиграли 7:3.
— Русские ведь долго запрягают.
— Ну да. На тренировке перед второй встречей у меня неожиданно сломалось лезвие конька. Я на одной ноге подъехал к бортику и попытался объяснить волонтеру, подвизавшемуся работать с нашей командой, что надо бы поскорее устранить поломку. А тот смотрит на меня, как баран на новые ворота, крутит в руках это паянноеперепаянное лезвие и никак не поймет, о чем толкую. Потом берет конек и бросает его в мусорную корзину. Я этого очкарика чуть не убил: «Ты че делаешь, гад?!» А парень спокойно так говорит: «Иди за мной». В Америке при каждом катке есть магазин спорттоваров. Зашли мы туда, и продавец показал на ряды новехоньких коньков: «Выбирайте». Я схватил первую попавшуюся пару. Оказалось, CCM Super Tacks из кожи кенгуру. Правда, на два размера меньше, чем надо, еле ногу втиснул. Меня спрашивают: «Не жмет?» А я боюсь снять ботинок: вдруг другого такого же не найдут? Канадцы сами все поняли, посмеялись над моими страхами и дали, что нужно.
Вышел я на лед, у ребят челюсти и поотвисали. Отыграл матч, получил приз лучшего защитника, прихожу в раздевалку и вижу: парни-то со мной не разговаривают. Сразу сообразил, в чем дело. На следующий день поймал того самого волонтера и говорю: «Забирай свои коньки и верни мои». Он лишь руками замахал: impossible! Невозможно, мол, мусор давно вывезли. Я не отступаю: «Делай, что хочешь, но старые отдай! Очень надо». Канадец, не будь дураком, врубился в ситуацию, куда-то сходил, кому-то позвонил и перед следующей тренировкой позвал в магазин уже всю команду, сказал, что хочет сделать подарок от имени хозяев. Обули нас канадцы, словом. А мы их потом на площадке разорвали, в том числе и фарм-клуб «Торонто», где были профессиональные хоккеисты.
«В 17 лет получал стипендию, которая была больше, чем папина зарплата, — 200 рублей в месяц»
— Игра для настоящих мужчин...
— Да, взрослым почувствовал себя рано. В 17 лет получал стипендию «Олимпийские надежды», которая была больше, чем зарплата отца — двести рублей в месяц. Мне дали квартиру, помогли купить машину. Карьера стремительно шла в гору, но все могло рухнуть в одночасье, закончиться печально. В 1978 году меня парализовало, четыре месяца ничего не чувствовал ниже пояса. Несколько причин совпало — травма, переохлаждение, усталость. Началось все в Голландии, куда поехал со сборной. Спустился по трапу самолета и — все. Шага не смог ступить, ноги отнялись. По-хорошему, надо было сразу возвращаться в Москву и лечиться, но тогда деньги экономили, поэтому я валялся в отеле, пока команда совершала турне. Обратно в Союз летел на носилках. Не забуду лицо мамы, встречавшей меня в аэропорту...
Доставили в госпиталь Бурденко. Как раз под Старый Новый год. Дежурный врач поставил диагноз: ущемление нервных окончаний, нужна срочная операция. Иначе, мол, не сможешь ходить, будешь счастлив, если поднимешь авоську с батоном хлеба. Я как услышал приговор, потянулся к первому попавшемуся под руку предмету и запустил им в доктора.
— Тот хотя бы увернулся?
— Не успел, у меня реакция лучше... Словом, я категорически отказался ложиться под нож. Спасибо врачу сборной Якову Михайловичу Коцу, разработавшему уникальную методику восстановления мышц и в тайне от всех делавшему мне процедуры на незапатентованном электростимуляторе собственного изготовления. Через какое-то время я начал потихоньку шевелиться, потом вставать, ходить, бегать. Спустя полгода вернулся в команду.
— Но ведь в вашей жизни были не только победы, Вячеслав Александрович.
— А у кого все проходит гладко, без сучка и задоринки? Одна из самых тяжелых драм, которую пришлось пережить, — гибель на моих руках младшего брата. Это июнь 1985 года. Мы с Толей ехали вечером по мокрой трассе, я сидел за рулем. На большой скорости нас стала обгонять какая-то машина, ее занесло на бордюр и отбросило в сторону моих «Жигулей», те от удара пошли юзом и правым боком врезались в столб... В принципе, Толю могли спасти, если бы «скорая» приехала быстро, а в ЦИТО, куда нас привезли, оказался запас крови. Пока меня подключали к аппарату для переливания, все кончилось... Толик считался одним из самых талантливых молодых нападающих в ЦСКА, месяц не дожил до восемнадцатилетия.
Мне тогда казалось, моя жизнь оборвалась. Стоял на балконе семнадцатого этажа, смотрел в темноту и размышлял: не шагнуть ли вниз? Это не пустые слова, всерьез подумывал о добровольном уходе, но родители удержали. Потеряв одного сына, мама сказала: «Слава, отныне ты должен жить и играть за двоих».
Следующий чемпионат мира проходил в Москве, мы снова завоевали золотые медали. После финальной игры ребята поехали на банкет, а я запрыгнул в машину к папе и понесся домой. Влетел в квартиру и бросился к маме, обнял ее. Она плакала и смеялась одновременно. Всю ночь мы сидели, разговаривали... Лишь в тот момент меня чуть-чуть отпустило, хотя боль, конечно, совсем не ушла. Так и живу по маминому наказу: за себя и за Толю. А последний сезон в НХЛ играл и за Володю Константинова.
— Это после аварии в Детройте?
— Да. В 1997-м я взял первый Кубок Стэнли, к которому шел очень долго. За океан ведь уезжал тридцатилетним, другие в этом возрасте уже карьеру завершают. Пришлось начинать практически с нуля, доказывать, чего стою. Поэтому тот выигрыш был мне очень дорог. Казалось, все мечты сбылись. А спустя неделю вместе с массажистом «Детройта» Сережей Мнацакановым и Володей Константиновым, который играл в ЦСКА еще с моим Толиком, попал в нелепую аварию. Водитель с красноречивой фамилией Гнида на ровной и сухой дороге потерял управление над лимузином и со всей дури влетел в дерево. Ребята получили очень серьезные травмы, стали калеками, а меня спас телевизор, стоявший в салоне. Он смикшировал удар, хотя правая половина туловища до сих пор слушается хуже, чем левая. Тогда же я, ломанный-переломанный, решил отыграть сезон за Володю, еще раз завоевать Кубок Стэнли для него. Про последствия травмы не говорил никому, включая клубного врача. Если бы соперники узнали, что не могу выполнять силовые приемы и даже развороты вправо, мой КПД на площадке снизился бы в разы. На каждый матч выходил в майке с нашивкой на двух языках — «Верим» и «Believe». Выиграли мы тот Кубок...
— Перстень у вас на пальце — за Стэнли?
— Берите выше. Это из Зала хоккейной славы в Торонто. Кубок за столько лет его существования все-таки держали в руках тысячи хоккеистов, а чести попасть в Зал удостоились сравнительно немногие. Своеобразный клуб избранных, посвящение в который растягивается на три дня и превращается в красочную и торжественную церемонию...
