После развода с первой женой — актрисой Еленой Романовой и женитьбы в 2001 году на французской актрисе Консуэло де Хавиланд Игорь Костолевский дает интервью крайне редко. Не побаловал он пишущую братию своим вниманием даже в честь собственного 60-летнего юбилея, который отметил 10 сентября. И все же «стену молчания», выстроенную известным актером, удалось пробить. Поводом для нашей беседы стало окончание съемок картины «Время счастья», в которой Игорь Матвеевич сыграл главную роль — врача-гинеколога. По сюжету, он решает судьбу молодой женщины, пришедшей прервать беременность, и не знает, что отец неродившегося ребенка — его собственный сын...

«В день рождения у меня под окнами музыканты в кавалергардских костюмах играли мелодию «Кавалергарда век недолог»

— Игорь Матвеевич, скоро выйдет фильм «Время счастья», где вы сыграли главную роль. Ваш первый фильм назывался «Звезда пленительного счастья»... Как вы думаете, почему режиссеры связывают вас именно с таким эмоциональным состоянием — счастья?

— Возможно, я произвожу впечатление счастливого человека. Я так думаю. Только обязательно напишите в интервью: «Сказал и засмеялся»!

— Можно еще написать «и задумался»!

— Вообще, все эти сноски — это очень серьезно! Мне один журналист задал вопрос: «Игорь Матвеевич, в чем секрет вашей популярности?» И я просто пошутил, сказал: «Как в чем? В том, что я хорош собой!» И что вы думаете? На полном серьезе написали: «Он считает, что он очень хорош собой!» И сейчас на НТВ вышел сюжет, где мой смех вырезали, а что-то вроде «хорош собой» осталось...

— А вы не считаете, что хороши собой? Если без кокетства?

— Абсолютно без кокетства говорю! У меня есть много чего, что я в себе поменял бы. Я не могу сказать, что принижаю себя. Просто мужчине нужно сосредотачиваться несколько на другом. Я же не в модельном бизнесе работаю. Это профессия, в которой есть своя специфика: чем больше тебе отпущено, тем больше с тебя спрос. Ты должен быть интересным, убедительным, должен открывать какие-то новые грани. Это — основная задача. По крайней мере, во второй половине жизни.

— Коллеги простили, что вы не стали широко отмечать юбилей или они все еще ожидают буйства красок и веселья?

— Юбилей будет, обязательно! В ноябре я сыграю в «Братьях Карамазовых», ближе к этому времени и отметим юбилей. Пока я этого не сделал по нескольким причинам. Когда мне было 55, я по глупости сыграл премьеру прямо в свой день рождения — 10 сентября. И долго не мог прийти в себя. Это оказалось очень тяжело — начало сезона, было мало репетиций. Сейчас хочу сделать по-другому. А потом я считаю, что юбилей — это повод праздновать день рождения целый год. Причем в любой момент — когда захочу и с кем захочу!

— Какими подарками вас уже порадовали или, может быть, растрогали?

— Меня много чего растрогало... И многое даже потрясло. Например, когда у меня под окнами в день рождения заиграл симфонический оркестр: музыканты в кавалергардских костюмах играли мелодию «Кавалергарда век недолог» из фильма «Звезда пленительного счастья». Это жена мне такой сюрприз устроила здесь, в Москве. Или, например, я открываю ноутбук, а в нем видеозапись: Раймонд Паулс играет джазовую мелодию. А я джаз очень люблю. Этот подарок тоже супруга сделала.

— Женившись на француженке, сами не стали «немножко французом»?

— Не стал. Почему-то бытует укоренившееся мнение, что я уехал во Францию и там живу. Это совсем не так. Я уезжал в 1991 году в Норвегию с проектом режиссера Петера Штайна «Орестея». Но молва так сильна, что мне тогда приписали, будто я эмигрировал из России. А когда я женился на француженке — причем женился здесь, в Москве, — меня почему-то все отправляли во Францию. Хотя я продолжал работать в столице России. Я не против Франции — это замечательная страна. Но я — русский. И работать я могу только здесь. Начинать свою карьеру в чужой стране невозможно. Для этого надо там родиться или уехать туда в раннем детстве. Моя жена это прекрасно понимает.

— То, что вы стали знаменитым актером, — это судьба, по велению которой вы вышли на эту стезю, или результат вашего упорного труда?

— Наверное, это судьба. Но то, что я сейчас сижу и даю вам интервью, пожалуй, говорит о том, что я что-то еще и сделал в этой профессии. И, конечно же, приложил много сил. Профессии нужно отдавать всего себя на сто процентов! Нельзя быть наполовину беременным. Более того: если ты начинаешь половинить профессию, заниматься профанацией, она тебе отомстит. Так как не прощает компромиссов. Я через все это проходил и потому знаю.

«Как ни странно, я — за хеппи-энд в фильмах. Людям нужна надежда»

— Фильм, который сейчас готовится к выходу на экраны, носил рабочее название «Время вопросов». Вы думаете, что его новое название «Время счастья» лучше отражает суть картины?

— Это уже мнение продюсеров. Видимо, когда мы снимали фильм, это было «Время вопросов», а когда они увидели готовую работу — поняли, что это «Время счастья». Лично для меня это все же было время вопросов. Будет ли это время счастья — станет ясно после показа картины по телевидению. Если фильм придется по душе — это и будет счастье.

— Сама идея фильма вам нравится?

— Да, это один из немногих фильмов, который мне понравился за последнее время. Картина о том, как человек, будучи немолодым, вдруг обретает себя. Он понимает, что нужно отдавать долги, и к нему возвращается ощущение жизни, которое он когда-то утратил. Это важно. Но и страшно — ведь многое уже нельзя изменить. И как человек он много упустил. А благодаря встрече с любовью он вдруг понял, что жизнь может быть совсем другой. И не потому, что возникла физическая любовь. В нем проснулась любовь к тому несостоявшемуся, что он не растратил, не отдал своему сыну, своей жене. Потому что тогда это были совершенно другие отношения. Еще это история о том, как один человек помог другому. И ему самому от этого лучше — он стал счастлив.

— Съемки фильма проходили и в Ялте. Какие впечатления остались от города?

— Я не был в Ялте 18 лет. Это фантастическое место! Мы поймали такси, вышли на набережную, подходим к перилам и — море! Мне показалось, что там ничего не изменилось! Мы работали в Крыму всего два дня, снимали ночью... Одно время еще решался вопрос, снимать в Ялте или нет. А потом пришли к выводу, что без Ялты будет совсем другая картина...

— История вашего героя заканчивается благополучно. Но продюсеры говорят, что у вас была идея сделать так, чтобы герой погиб.

— Да, я думал, что он должен умереть. Но знаете — умереть всегда успеем... Все-таки надо жить! У меня был такой фильм — «Законный брак», где мы снимались с Наташей Белохвостиковой. Там действие происходило во время войны, и мой герой был актером, он увозил девушку из эвакуации, из Алма-Аты, в Москву. У них возникал роман. Потом его забирают на фронт. И вот в той картине я настоял, чтобы он погиб. Только так можно было передать весь ужас войны. Показать, что война выкашивала лучших — таких людей мы теряем. Сейчас не война, мирное время. И жить нужно в любом случае. Это уникальный момент — возможность жить. Поэтому признаю: я был не прав.

— Как вы относитесь к фильмам со счастливым концом?

— В советское время были сплошные хеппи-энды. Тогда даже цензура запрещала трагические и грустные финалы. Потому что советский человек должен нести позитив. Но сейчас, как ни странно, я — за хеппи-энд. Только не глупый, не нарочитый. Людям нужна надежда, им нужно давать воздух, давать возможность «продыхнуть». Сейчас достаточно тяжело живется. И если людей кормить «аншлагами», они счастливее от этого не станут, просто отупеют. Но при этом все еще зависит от художественного замысла — от таланта тех, кто картину создает. Иногда необходим и грустный финал в картине, чтобы человек о чем-то задумался... А иногда, может, — хеппи-энд, чтобы подарить надежду... Это все зависит от таланта творца, людей, которые берутся за это дело...

«Я — кипучий лентяй! При всем при том, что я трудоголик, если можно что-то не сделать — я постараюсь не сделать»

— Как вы думаете: хороший фильм способен побудить зрителя задуматься о своей жизни не во второй ее половине, а чуть раньше?

— Мы всю жизнь отвечаем на один и тот же вопрос: способно ли искусство менять людей? И в советское время для меня примером этого был Аркадий Райкин. Вот выходил на сцену Райкин — и бичевал наши пороки. И кто сидел в первом ряду? В первом ряду обычно сидели люди, чьи пороки он бичевал. Радостно хохотали. Что, они от этого менялись? Нет, они не менялись! Но какая-то часть людей задумывалась о том, что он говорил. Искусство может менять жизнь. Но это зависит от силы произведения. И если человек хотя бы о чем-то задумался — это уже чудесно. Не в качестве хвастовства, но мне очень приятно, когда говорят: «Фильм «Безымянная звезда» мне запомнился на всю жизнь!» Или еще какой-то фильм. Это ужасно приятно! Это то, для чего я занимаюсь своим делом.

— А чем бы вы могли заниматься кроме актерства?

— Бог его знает... Понятия не имею...

— Кстати, кто-то из ваших коллег попутно владеет люксовым магазином, рестораном...

— Это не для меня. Я бы с удовольствием имел и магазин, и ресторан. Но я так не могу. Вот моя жена, будучи хорошей актрисой, балериной, взяла и сделала театральный проект «Москва—Париж». У нее дар к этому. А я — не могу...

— Кто-то еще из советских критиков после выхода фильма «Ася» сказал, что в нем вы показали — не просто сыграли, а именно показали всем своим существом — леность русского барина. Она действительно в вас есть?

— Леность? Да, точно есть... Я думаю, что это хорошее качество. Если еще при этом имеется какая-то совесть, тогда это замечательно сочетается. Ты ленишься, а совесть тебя гложет, гложет... У меня всегда так. И когда дохожу до критического момента — уже начинаю что-то делать. Я — кипучий лентяй! При всем при том, что я трудоголик, если можно что-то не сделать — я постараюсь не сделать. А потом — жить само по себе очень интересно. И работа — это же не приговор трибунала...

— Характер вашего героя в фильме «Время счастья» — это стремление к одиночеству. Вам близко это состояние?

— Да, у него есть и стремление к одиночеству, и закрытость перед жизнью. Жизнь поставила в такие условия, что его многое не устраивает... Этот герой привлек меня своей трансформацией. Он нашел в себе силы вырваться из своего одиночества. То есть это человек, который сначала поставил на себе крест, а потом начал вторую жизнь. Во всяком случае — попытался...

— Как вам работалось с молодыми актерами?

— Я снимался с молодой актрисой Леной Великановой, которая меня по-хорошему удивила. Она — настоящая. И мне кажется, что у нее очень хорошее будущее. Лена — очень цельный человек, серьезный. Без туфты, без пафоса, трудяга, ничего из себя не строит, не боится учиться, быть смешной и даже некрасивой... Вот такой образ молодой актрисы мне нравится. Я был приятно удивлен работой с Леной. И желаю ей всего самого хорошего.

«Раньше, чтобы сыграть роль, нужно было ночами не спать, а сейчас текст в кадре учат!»

— Для вас как артиста ближе работа в кино или в театре?

— Наверное, я больше театральный актер. Хотя, если в кино хорошая работа, я очень этому рад. Для меня интересно там, где интереснее. Хотя основная моя работа все-таки в театре. Когда ты на сцене, ты ничем не прикрыт. Все происходит сейчас, сию минуту. И это основное отличие от кино. Зритель видит, что ты представляешь из себя как артист. Он приходит, садится в кресло — и видит тебя всего. Каждому дается оценка: «Хорошо играет! Плохо играет!» И все, ты ни за что не спрячешься! В театре есть непосредственный контакт со зрителем, и от этого возникает фантастическое ощущение, что ты своей игрой можешь что-то менять. Например, пять лет назад Ивана в «Карамазовых» я играл не так, как сейчас. Это был совершенно другой герой, а значит, и спектакль. Год назад я играл Плюшкина так, сегодня — иначе...

Кино — чаще всего великий обманщик. В кино можно здорово скрываться — за крупным планом, за перебивками... Когда ты что-то не сыграл — камеру переведут на партнера. Когда режиссер не может развести сцену, он начинает снимать крупные планы или наоборот — снимет общий... Там есть масса приспособлений и фокусов. И только очень большие режиссеры, зная законы кино, могут выявить артиста. Вот на собственном примере могу сказать: «Звезда пленительного счастья», или «Безымянная звезда», или «Тегеран-43» — эти фильмы делали мощные режиссеры. Они знали, о чем они снимают. И все было подчинено их замыслу. Ты не мог играть абы как, ты должен был органично существовать и играть строго в характере. Сейчас пришло время сериалов. Раньше, чтобы сыграть роль, нужно было ночами не спать, что-то придумать, принести это на площадку. А сейчас текст в кадре учат! Нетребовательность и снижение общего уровня — это гремучая смесь! Я не знаю, что у нас получилось в итоге в картине «Время счастья», но надеюсь, что в ней осталось что-то от каждого из нас. Пусть это не великое произведение искусства, но это попытка поразмышлять о чем-то серьезном.

— Вы часто говорите: «Во второй половине жизни». Ваш второй брак пришелся как раз на вторую половину жизни. У многих людей случаются ситуации, когда они стоят перед выбором: семья или новая любовь. Но как определить, что это и есть та любовь, которая оправдывает все?

— Логически, рационально это не высчитаешь. Это на тебя падает — и все. И ты иначе начинаешь дышать, у тебя быстрее бежит кровь по жилам, ты совсем по-другому смотришь на мир... У тебя все другое, когда это приходит... Это может накрыть неожиданно, ни с того ни с сего. Или этого очень надо желать, ждать... Если ты чего-то хочешь, на чем-то очень сосредотачиваешься, об этом постоянно думаешь — это получается. Главное — чтобы у тебя было желание.

— Игорь Матвеевич, а время счастья — оно, по-вашему, когда?

— Сейчас, сию минуту!