Народный артист России Олег Меньшиков все еще находится в московской Боткинской больнице, куда он был срочно госпитализирован с перитонитом. Операция длилась три часа, затем актер несколько дней был в реанимации. Острый приступ аппендицита произошел у 48-летнего Меньшикова после интервью в прямом эфире российского телеканала ТВЦ. Говорят, ведущие программы «Временно доступен» Дмитрий Дибров и Дмитрий Губин полгода упрашивали Олега принять участие в передаче. Актер, который обычно закрыт для журналистов, наконец дал добро. Нельзя сказать, что Меньшиков был предельно откровенен. От некоторых вопросов он элегантно уходил, хотя сам это тут же отрицал...

«Я не очень люблю работать. Вернее, вообще не люблю»

— Даже если вы безумно влюблены в Олега Меньшикова, найти информацию личного характера о нем невозможно! Кто-то сказал, что если одни кутаются в шарф, боясь сквозняков, то Меньшиков кутается в тайну.

— Что касается тайны... Знаете, никогда такого не было. Кто-то это придумал, кому-то понравилось, стали об этом постоянно говорить, культивировать тему. А я нормальный человек! Не могу быть открытым со всеми, но чем больше становишься популярным, тем больше людей хотят с тобой разговаривать. И получать от тебя какую-то порцию энергии. Но совсем не значит, что ты должен это делать! Люди, которые встречаются со мной первый раз, зная обо мне то, что пишет пресса, зная созданный ею образ, признаются, что видят перед собой совершенно другого человека. У них происходит смещение сознания. Не знаю, лучше я или хуже нарисованного кем-то образа. Но я — другой.

— Каждый человек, который развивается, потребляет какое-то «топливо». Кто-то живет любовными историями, кто-то использует жизнь других людей, кто-то потребляет книги. А вот чем питаешься ты, совершенно непонятно.

— Сложный вопрос. И одновременно простой, потому что я не очень люблю работать. Вернее сказать, вообще не люблю работать, но мне безумно интересно разбираться в человеческих отношениях. Поймите, я не пытаюсь влезть в жизнь других людей. Это больше процесс фантазирования. Смотрю на тех, кто рядом, замечаю, как они, скажем, поздоровались или посмотрели друг на друга. И тут же начинаю представлять, додумывать. Может быть, это все вранье, что я себе напредставлял. Но мне безумно интересно.

— А потом ты свои наблюдения используешь в работе...

— Естественно. Знаете, сейчас почему-то все, говоря об актерской профессии, раccуждают о вдохновении, но никто даже не упоминает мастерство. А мне давно уже не интересно смотреть на тех, кто ждет вдохновения. Я хочу увидеть на сцене мастерство! Мастера! Чтобы пришло вдохновение, надо вкалывать. И тогда оно, возможно, прилетит. На ногах вдохновение не ходит...

«В 17—18 лет начал сниматься у Козакова, Михалкова, Балаяна. Был наглым дураком, которому везло»

— Если бы вы знали, как я не люблю смотреть на себя на экране!

— Почему?

— Что бы я ни смотрел, даже, казалось бы, безоговорочно удачные работы, например «Утомленные солнцем»... Не знаю. Это не просто недовольство. Я не говорю себе: вот сегодня все сделал бы иначе... Просто не люблю — и все!

— В «Сибирском цирюльнике» ты сыграл 19-летнего юнкера, хотя тебе тогда было уже 38...

— Секундочку, почему 38? Мне было 35 лет.

— Олег, ну зачем мелочиться? 35 или 38, когда мы говорим о 19-летнем юноше...

— Ну почему всегда пытаются добавить, а не отнять? (Смеется.)

— Ага, значит, вопрос цепляет! Что для тебя кризис среднего возраста? Речь не о том, появилась ли у тебя высокая блондинка с длинными ногами и маленькая спортивная машина. Это пошлый подход к теме. Есть более важные вещи. У тебя был такой кризис?

— Не знаю. Ведь нет же клинических показаний, которые свидетельствуют, что кризис наступил. Видимо, каждый решает для себя, был он или нет. Я не могу сказать, что перенес кризис среднего возраста. Что это такое для мужчины? Получается, что у него что-то не работает или ему так кажется...

— Подожди, кризис среднего возраста означает нечто иное. В 18 лет ты полагал, что сделаешь и то, и это, взлетишь высоко. А в 35 выяснилось — нет, сделал с гулькин нос. Замах на рубль, удар на копейку. Вот что такое кризис.

— Ага! В первый раз слышу нормальное объяснение понятия «кризис среднего возраста». Тогда точно говорю — у меня такого не было. Во-первых, не было замаха. Честно. Потому что был наглым, везунчиком. В 17—18 лет уже начал сниматься — на секундочку, у Козакова, Михалкова, Балаяна! Но это я сейчас осознаю, а тогда относился примерно так: а чего, собственно говоря, особенного? Все воспринималось как должное, не было времени задуматься. Говорю же, был наглым дураком, которому к тому же везло.

— А чего ж другим так не везло?

— Уверен, были и есть актеры в 20 раз талантливей меня. Проблема не в этом. Понимаете, есть глаза, которые способны транслировать энергию в зрительный зал. И артист при этом может быть, кстати, совсем не выдающимся. Но зрители почему-то именно из его глаз начинают получать какую-то нужную им информацию. Причем каждый получает свою, совсем не ту, которую, предположим, я закладываю в этот взгляд, в спектакль в целом.

— Ты говоришь уже о метафизике творчества...

— Но так получается. Один человек транслирует энергию, а другой не может. А кто или что помогает мне в этом, я уж, извините, не знаю. Если бы знал! Могу сказать только, что ничего в искусстве не делал против совести.

— А когда ты последний раз плакал?

— Да вот на спектакле вчерашнем...

— Мы же сейчас не про спектакль... Что тебя в жизни заставляет плакать? И вообще, ты своих слез стыдишься?

— При близких людях, конечно, нет. А по поводу последнего раза боюсь разочаровать вас ответом, потому что плакал не из-за предательства, не из-за недомолвок или интриг. С годами и опытом я из-за этого уже не плачу. Могу разреветься, например, глядя просто хорошее кино. Не разочаровал?

— Тут ты, Олег Евгеньевич, неправду сейчас сказал, — перебивает его Дибров. — Ты плакал при посторонних, я сам видел. Хотя, кроме меня, никто это подтвердить не сможет.

— Кажется, я знаю, о чем ты сейчас собираешься рассказать...

— Это произошло, когда погиб Женя Дворжецкий (популярный актер театра и кино Евгений Дворжецкий разбился на автомобиле 1 декабря 1999 года. — Ред.). И у него дома собрались друзья, актеры Центрального детского театра. Все невероятно талантливые люди, но им судьба не улыбнулась в плане кинематографа. И вот они сидят в квартире Дворжецкого. Я захожу в подъезд и вдруг вижу — на лестнице Олег Меньшиков, самый известный на то время российский актер. Он не пошел туда, где собрались все. Не пошел, как я считаю, чтобы не создавать неловкость. Он сидит во всем черном, расставил ноги, в руках пол-литра водки. И он пьет ее из горла. Сделает глоток, закурит, посидит и снова выпьет. И это мне многое-многое сказало о нем. Просто он знал, что так будет лучше для всех. Помянуть Женьку самому, на лестнице, среди окурков, там, куда Женя выходил покурить после рождения ребенка, мысленно попрощаться с другом, тихонько поклониться вдове и уйти...

— Спасибо, Дима...

«В 1980 году рублей 600 из своего первого гонорара привез родителям и рассыпал купюры на кухонном столе»

— Олег, ты работал с людьми, которые стали известны в брежневские времена. Все они бились об одни и те же рифы. И главный риф — деньги...

— Не согласен. Сейчас о деньги бьются гораздо чаще и страшнее, чем тогда. В те времена ТАК о деньгах не думали. Потому что была зарплата, была уверенность в завтрашнем дне. Актер знал, что, даже если не везет, звезд не хватаешь, все равно работаешь в театре, и хрен тебя кто оттуда выгонит! А потом ты будешь получать свою пенсию и так далее. Деньги не играли такой роли тогда, в моей молодости, какую они играют сейчас. Сегодня люди за деньги могут сделать все, что угодно!

— Что это такое — человек, разбившийся о деньги?

— Продавший себя.

— В твоем кругу такие были?

— По-моему, сейчас это происходит постоянно.

— Но о твоих гонорарах рассказывают прямо сказки Шахерезады. Например, о миллионе долларов, который ты первым заработал — на «Утомленных солнцем». Говорят, что Меньшиков может позволить себе капризничать, и не только по поводу гонорара, он может в последний момент отказаться от роли. Правда, что ты отказался сниматься в фильме «12»?

— Гонорары мы обсуждать не будем, потому что зачем их обсуждать? Отказ сниматься в «12» действительно был. За два дня до начала съемок.

— До этого ты дал согласие?

— Вы знаете, какая штука... Никиту Сергеевича Михалкова считаю выдающимся режиссером, однако, прочитав сценарий «12», сказал ему, что мне не нравится. Поскольку это Михалков, буду сниматься. Без разговоров. Но мне ни сценарий, ни моя роль не нравятся.

— Кого ты должен был играть?

— Присяжного, который первым посеял сомнение. В итоге его сыграл Сергей Маковецкий. И чем дальше мы работали, а работать у Михалкова безумно интересно, придумывали кучу всяких деталей, мелочей, тем больше я понимал, что роль машет мне ручкой.

— Почему?

— Как это объяснить? Внутренне осознавал, что роль говорит мне: будь здоров, Олег! Я не находил для себя ни одного манка. И тогда в ужасе позвонил Никите Сергеевичу. Он сказал: «Отказ не принимаю! С ума сошел? За два дня до съемок?!» Я все это понимал. Но также понимал, что если съемки начнутся, то будет еще хуже...

— А в фильме «Апокриф» о Чайковском? Там ты отказался за три дня до съемок...

— Это совсем другая история. Сценарий мне понравился. Гениальный! Лучший из тех, что приходилось читать. И я, конечно, согласился. Но потом ко мне пришли и говорят: «Денег мы вам платить не будем, потому что их нет. Вы сейчас в Лондоне работаете, так вот, купите там себе линзы». И объясняют, какие линзы нужно купить! Тут я не выдержал... Вы про мои капризы упоминали. Видимо, это и был каприз! Знаете что, спросите у людей, которые со мной работали. Их очень много. Ни один не скажет, что я капризничаю!

— Да они все молчат!

— Что вы говорите? Ай-яй-яй! И чего это они молчат? Да просто с ними никто не разговаривал. Мне тут недавно показали распечатку, из интернета сделали — Меньшиков в Киеве. Якобы я в отеле разогнал всю администрацию, поменял три номера, заставил переселить других постояльцев. Такая ахинея! Ну есть же люди, которые работают в этой гостинице. Спросите у них, было или не было. Вот так же со всеми моими капризами...

— И все же, давай вернемся к деньгам. Когда ты получил по-настоящему большой гонорар в первый раз?

— Я снимался в фильме «Жду и надеюсь» (1980 год. — Ред.). Это был мой дебют в кино. Получил гонорар, приехал с ним домой к родителям и рассыпал купюры на кухонном столе. Рублей 600. При том, что кое-что оставил себе. Тогда это были огромные деньги. При зарплате 100—120 рублей!

— Если говорить о других денежных знаках, твердоконвертируемых... Некоторые сходят с ума, получив большие деньги. Других начинает ломать, как от наркотиков. У тебя такое было?

— Нет, ломки не было. Все зависит от отношения человека к деньгам. Я к ним отношусь так, как говорил Миронов в картине «Берегись автомобиля»: «Деньги, товарищи, пока еще никто не отменял!» Но понимаю, деньги — это мерзость. И отношусь к ним, как к гадости, которая приходит в наш мир и ломает людей, ломает человеческие отношения... Разве нет? Вы даете другу в долг, а он не возвращает. Отношения испорчены. Поэтому стараюсь от денег побыстрее избавиться, поверьте. Я их трачу! Согласен с Григорием Остером, который гениально сказал: «Деньги от Бога, а вот цифры на них — от дьявола!» Когда человеку нужно все больше и больше, когда он, кроме этих цифр, ничего уже не видит, тогда все человеческое в нем заканчивается.

— А слава от кого?

— А слава — была, есть и будет! (Смеется.)

«Милиционер остановил мой «Мерседес-Гелендваген» и говорит: «Я думал, вы давно на вертолете летаете»

— Слушай, расскажи какой-нибудь курьез, связанный с твоей популярностью...

— Еду домой. Редкий случай — сам веду машину. Не помню, почему был в тот день без водителя. На Фрунзенской набережной сворачиваю к себе. И тут меня останавливает милиционер: там нельзя поворачивать. Открываю окно и говорю: «Я здесь живу». А у меня тогда был «Мерседес-Гелендваген», внедорожник, модный такой, машина серьезная. Гордо сижу за рулем, а милиционер узнал меня и говорит: «А я думал, вы уже давно на вертолете летаете!»

— Тебе доводилось, как говорят, сгорать в страсти?

— Конечно, как и всем, наверное.

— А рвать отношения? Тоже со страстью, с бросанием?

— Естественно.

— А почему «естественно»? Есть люди, которые этого никогда не испытывали.

— Мне таких людей жалко.

— Первый раз когда у тебя пожар в душе возник? В школе?

— Мне было уже за 25, если говорить про пожары.

— Неужели какая-то девушка смогла отказать Меньшикову?

— Что тут удивительного? Скорее, правда, не отказать, а отвернуться. Внезапно. И я не мог понять почему? Чья вина? Лез на стену от этого непонимания, незнания. Потому что пытаться объясниться еще хуже. Отношения только сильнее портятся. Но что поделать, любовь — это не только лирика.

— Какое произведение ты рекомендовал бы детям в качестве пособия по воспитанию чувств?

— «Гранатовый браслет», наверное. А вообще, всю русскую литературу неплохо бы почитать. Увы, ее не читают сейчас. Тургенев, Лесков... Они совершенно никому сейчас не нужны...

— Почему же ты, воспитанный на этой литературе, сделал предложение своей будущей жене по телефону?

— Откуда вы это взяли?

— Вот же написано, — Дибров показывает монитор ноутбука. — Читаю: «Олег Меньшиков сделал предложение по телефону...»

— Я уже говорил, там много чего могут написать.

— Но откуда-то все это берется! Может быть, ты сам виноват, пытаясь скрывать свою личную жизнь. Актер — человек публичный. Его личная жизнь становится частью общественной жизни.

— Не согласен. Публичность профессии не означает публичность жизни. А скрываться я не пытаюсь. И тайну из своей жизни не делаю. От кого? От «Комсомольской правды»? Для них, может быть, моя жизнь и тайна. Но все мои родственники и друзья были в курсе, что я собираюсь жениться. И никакого предложения по телефону не было. Я сделал нормальное предложение, как обычно мужчина делает любимой женщине. (Олег Меньшиков женился в 2004 году, его супруга Анастасия моложе на 20 лет. — Ред.)

— Кто у вас в семье главный? Кто выносит мусор?

— Домработница!

«Съемки в рекламе — это хороший заработок, реальные деньги. Так почему я должен от них отказываться?»

— Ты не страдаешь от своей популярности? Многие звезды говорят, что им хочется чувствовать себя на улице равными с другими людьми. Скажем, просто остановиться и съесть гамбургер, и чтобы на тебя никто не обращал в этот момент внимания.

— Гамбургер на улице есть мне никогда не захочется. И вообще гамбургер не захочется. А чтобы не узнавали... Чем дальше, тем меньше это меня волнует. Знаете, как Катрин Денев ходит по улице? Абсолютно свободно! По-моему, наши звезды только рассказывают, что они не могут спокойно пройти по улице.

— Но ты же сам в одном из интервью сказал, что не можешь пройти в Москве по Тверской!

— Неправда! Я говорил, что могу пройтись по Тверской. И так может сделать любая российская звезда, если у нее уберут охрану, снимут с нее все побрякушки, запустят в метро. Да никто и внимания не обратит! У всех свои проблемы, свои мысли, болезни, заботы.

— И все же жизнь в Европе и у нас сильно отличается. В чем для тебя заключается главное различие?

— Грустный вопрос. Главное отличие в том, что в нашей стране ни у кого нет уверенности в завтрашнем дне. Никаких гарантий ни у кого — от дворника до президента. В любой момент может произойти все, что угодно. Попробуйте в Швейцарии или в Англии сделать то, что сделали в России в 1998 году. Попробуйте объявить дефолт! Там вся страна выйдет на улицу. А здесь все позволено. Нас заставляют гордиться нашим прошлым, правда, есть чем гордиться. Нас все время нацеливают на прекрасное будущее. Но нам совершенно не говорят про настоящее! А я живу сегодня. Не вчера и не завтра. И хочу жить сегодня хорошо. Вы говорите, в чем главное отличие? Там спрашивают с тех, кто у власти, со всех этих депутатов, президентов. А здесь, наоборот, — спрашивают с нас!

— Олег, а политика от тебя далеко?

— Думаю, да. Я не очень в ней разбираюсь. Иногда вот такие мысли приходят... Все равно генетически в нас живет страх. Ведь посадить могут кого угодно и когда угодно. Порой мне кажется, что в наших законах специально создают лазейки, чтобы заманивать людей, а потом воспользовавшихся этими лазейками в любой момент прищучить.

— Раз уж мы заговорили о Востоке и Западе, нельзя не вспомнить фильм «Восток—Запад». Когда его смотришь, трудно поверить, что ты не знаешь французский.

— Я не говорю по-французски. Четыре года изучал его в театральном училище, но делал это так, как мы все. Не учил, потому что был наглым дураком, как я уже говорил сегодня. И ко мне относились снисходительно. А на съемках фильма был специальный помощник, который все мои реплики на французском писал по-русски, и я их буквально зазубривал. Помог мой музыкальный слух. Всю роль заучил, как мартышка.

— Твоя партнерша Сандрин Боннер потом сказала, что Меньшиков после съемок сразу замыкается. На площадке вы — муж и жена, между вами проходит ток. Только звучит команда «Стоп!», Меньшиков «выключается».

— Сандрин легко так говорить! Она после съемок шла кофе пить, а я сцену отыграл — и шел долбить следующую на французском языке. Меньшиков замыкается! Конечно, как дятел, долбил текст! У меня язва открылась. Я до четырех утра учил эпизоды, которые снимались в тот же день. Мне нравится такая закрытость, Боже мой!

— Но там была еще и Катрин Денев!

— Она — королева!

— В чем это выражается?

— Не знаю. Точно не в бриллиантах, которые на ней. До этого я никогда не считал ее великой актрисой, да простит меня Катрин. Но когда увидел... Она — женщина. И это так сшибает с ног! В ее абсолютной простоте какая-то недоступность, Катрин открыта и вместе с тем абсолютно закрыта. Вроде и разгадывать нечего, а все равно загадка...

— Говорят, Денев то же самое про тебя сказала.

— А мы с ней договорились! (Смеется.)

— Ты же еще работал вместе с Ванессой Редгрейв. Она — тоже королева?

— Они с Катрин разные.

— Говорят, Редгрейв плеснула тебе в лицо шампанским. Или это неправда?

— Почему же, правда. Не знаю, что это было. Настроение такое, возможно. Я стал читать стихи. Есенина. А у нее в бокале было шампанское. Она подошла ко мне сзади и вылила содержимое бокала мне на голову. Я сделал вид, что ничего не произошло. Продолжаю читать Есенина. Она опять наливает шампанское, подходит ко мне и снова выливает мне на голову! Я не отреагировал. А как иначе? Не выяснять же с ней отношения. На следующий день у меня в гримерке стоял огромный серебряный поднос с великолепной красной рыбой, лимонами и чем-то там еще. От нее. Ванесса знала, что я очень люблю красную рыбу. И все. Больше этой темы мы с ней не касались.

— А собственное парадоксальное поведение? Бывали такие случаи, когда тебе за себя становилось стыдно?

— Сколько угодно. За мысли хотя бы.

— За мысли?

— Да. А за них чаще всего и бывает стыдно.

— А за съемки в рекламе не стыдно?

— Нет, потому что меня не взяли в рабство. Я не подписывал никаких контрактов, обязывающих делать что-то или запрещающих что-то. Это хороший заработок, реальные деньги. Так почему я должен от них отказываться?

— Но ты же отказываешься от множества ролей!

— Может, кому-то нравится сниматься в пяти картинах сразу. Я устроен иначе. Если мне не интересно, отказываюсь.

— Сейчас ты снимаешься?

— Нет. Ни в одном проекте не снимаюсь. Не могу сказать, что в последнее время много предложений, но те, что были, мне не понравились. Не было такого материала, из-за которого захотелось бы остановить свою жизнь на полгода и заниматься только работой над ним.

«В понедельник, четверг и субботу играю в футбол на открытом поле в Лужниках. Потом иду в баню»

— Олег, как протекает твой день? Что ты делал сегодня, например?

— Сегодня в 11.00 я пошел на футбол.

— В каком смысле?

— Играл. В понедельник, четверг и субботу мы играем в футбол на открытом поле в Лужниках.

— Не холодно там зимой?

— Сначала холодно.

— С трудом представляю тебя в роли нападающего...

— И правильно делаешь, потому что я в защите. Потом мы идем в баню. Там играем на бильярде.

— И сегодня?

— Да. Потом сходили в ресторан, пообедали. И потом я приехал к вам.

— Ты не очень любишь в тусовках появляться?

— Столь часто, как наши, с позволения сказать, львы и львицы, не появляюсь. Но бываю, почему нет? А вообще, я стеснительный человек. Мне становится нехорошо физически, когда вокруг много людей. Начинается головокружение или что-то подобное.

— Какой недостаток ты прощаешь себе особенно легко?

— Не считаю недостатком, например, курение. Недостаток — это неумение слушать, понимать других. Неумение прощать или вовремя остановиться. Так вот, я пытаюсь научиться прощать не себя, а других. Прощать другим все. У каждого человека есть своя правда. И в чужие мозги мы не влезем. Если человек что-то делает, он делает это, имея какие-то свои мощные, веские причины. Если мне это непонятно, то вовсе не значит, что это неправильно. Поэтому пытаюсь научить себя прощать все.

— Когда ты в последний раз дрался?

— А я никогда не дрался.

— Одиночество угнетает тебя или помогает?

— Одиночество — это важнейшая категория в жизни человека. Не в смысле, что ты живешь один. Я говорю о погружении в себя.

— Когда тебе в последний раз было страшно?

— Мне действительно бывало страшно. Не то чтобы там машина сейчас перевернется, нет. Это как раз не страшно. А вот, бывает, ложишься ночью, и тут мысль, как молотом: вдруг не проснусь?!

— Какими качествами должна обладать женщина, чтобы стать женой?

— О, это индивидуально. Меня, например, полностью устраивает моя Настя. Если бы я ее такую не встретил, то, наверное, не женился бы до сих пор.

— Сколько тебе нужно денег для полного счастья?

— Мы уже об этом говорили. Но отвечу — чем больше, тем лучше.

— Каким талантом или умением ты не обладаешь, но очень хотел бы им обладать?

— Не умею и понимаю, что никогда не научусь писать стихи. Но всегда мечтал об этом. Безумно завидую людям, которые умеют это делать. Даже на уровне хулиганской частушки или куплета.

Подготовила Наталия ТЕРЕХ, «СОБЫТИЯ»