На творческом счету Александра Митты много блестящих фильмов. Достаточно вспомнить такие его картины, как «Гори, гори, моя звезда», «Сказ про то, как царь Петр арапа женил», «Граница. Таежный роман». Но, пожалуй, самой успешной из его лент стал «Экипаж». Фильм был удостоен высоких государственных наград и премий. Однако чего это стоило создателям ленты! Отсутствие средств, отказ известных актеров от главных ролей в фильме, настоящие пожары на съемочной площадке... Но Митта знал, за что боролся. Кстати, это именно он открыл зрителю малоизвестного тогда актера Леонида Филатова и совсем никому не известную Александру Яковлеву.

Сегодня Александр Митта не почивает на лаврах, а продолжает упорно трудиться на благо кинематографа, обучая молодых режиссеров основам ремесла, которым сам овладел в совершенстве.

«Первые три дня проката «Экипаж» шел при пустом зале. Потом заработало «сарафанное радио», и все рысью побежали смотреть наш фильм»

— Фильму «Экипаж» в этом году исполняется 30 лет. В далеком уже 1979-м ваша лента по популярности уступала, пожалуй, только картине «Москва слезам не верит». История съемок давно обросла легендами: у вас раньше срока сгорели все декорации, актеры в последний момент отказались от главных ролей и, наконец, цензоры нещадно вырезали самые интересные эпизоды. Как вы это все выдержали?

— Главное — желание. Остальное приложится. У меня была идея объединить несколько жанров: бытовую драму, мелодраму, романтическую комедию и сказку. Изначально снимать фильм-катастрофу я не планировал. Я даже не знал, что такой жанр существует. А когда начал делать ленту, то попутно нарушил все западные стандарты съемок фильма-экшена. Ведь по закону жанра в таких фильмах нельзя описывать человеческие характеры, должно быть только действие, а люди, которые в нем принимают активное участие, отходят на второй план. Но я-то понимал: что ИМ плохо, то НАМ хорошо. В моем фильме не было «манекенов». Там присутствовали нормальные люди — со своими характерами, переживаниями, страстями... Ну а сказочная часть фильма — я имею в виду саму катастрофу — только эмоционально усилила действие ленты.

Трудности начались еще до съемок. Сначала на «Мосфильме» долго не давали денег. Потом дали половину. Благодаря друзьям и знакомым мне удалось найти спонсора. Им выступил «Аэрофлот», который, узнав, о чем будет фильм, выделил нам абсолютно бесплатно самолеты и прочую специальную технику. Кстати, лайнер, в котором мы снимали основное действие, после фильма совершил тестовый полет. А я-то думал, он неисправный!

В один из первых съемочных дней случился пожар. Виды охваченного пламенем придуманного африканского городка Бидри мы снимали на одном из... кладбищ. Выстроили декорации, привезли туда около шести тонн горючего, вызвали пожарные машины — чтобы потом было, кому все потушить. Подожгли... А тушить... некому — пожарные приехали сниматься в кино, а не тушить огонь! Даже машины водой не заправили. Мы с оператором бегали вокруг и снимали догорающие декорации. После этого появилось ощущение, что картина провалилась. Ведь практически все деньги я потратил на антураж. Качество отснятого впопыхах материала мне представлялось ужасным. Так и оказалось. Поэтому было принято решение переснимать с картонными макетами. Но и тут мы все делали неправильно, и для того, чтобы снять пожар с разных точек, нам приходилось отстраивать одну и ту же экспозицию несчетное количество раз. На это ушло все лето.

В 1979 году лента могла и не выйти на экран. Так получилось, что прокатчики не выполняли план, поэтому решили выпустить наш фильм в прокат, чтобы дорисовать нужные цифры по количеству вышедших лент. Первые три дня проката «Экипаж» шел при пустом зале. Потом заработало «сарафанное радио», и все рысью побежали смотреть наш фильм.

— Именно вас советский кинематограф должен благодарить за то, что вы открыли ему замечательных актеров Леонида Филатова и Александру Яковлеву...

— Ну, насчет Филатова не соглашусь, он и до этого снимался в неплохих картинах («Экипаж» был седьмым по счету фильмом в кинокарьере актера. — Авт.). Хотя тот типаж, который он сыграл в нашем фильме, его раскрепостил, и Леня понял, что может многое. Ведь до этой ленты он был очень скованным. А Яковлева — действительно моя находка. Я нашел ее в павильоне «Мосфильма». Иду, а навстречу мне красивая девушка, которая рыдает, как ребенок. Я спросил, отчего она плачет. Оказалось, девушку не утвердили на какую-то роль. Предложил ей попробоваться у меня в фильме. Когда я привел Александру на съемочную площадку, все в один голос крикнули: «Тамара!» (так звали героиню Яковлевой в фильме «Экипаж». — Авт.). Несмотря на то что роль бортпроводницы была закреплена за Татьяной Догилевой.

— Говорят, на съемочной площадке Яковлева изрядно попила вашей кровушки...

— Да, были определенные проблемы. У нее на все имелся свой оригинальный взгляд, который она защищала до последнего. В этом плане Саша кардинально отличалась от Филатова. Тот вел себя очень интеллигентно. Любил все обсуждать, советоваться. А у Саши что на уме — то и в деле. Поэтому случались мелкие недоразумения. Но в конце концов мы сработались.

— А как Яковлева реагировала на съемки постельной сцены?

— Здесь пререканий не было. Она сама хотела раздеться, поэтому вела себя более чем раскрепощенно, даже выходила за общепринятые рамки. А вот Филатов категорически заявил еще до съемок, что полностью обнажаться не будет. Поэтому, если присмотреться, можно увидеть, что на Лене в том эпизоде есть плавки. (Смеется.)

Когда мы начали снимать эротическую сцену, то, кроме актеров, на площадке остались только я и оператор. Едва я дал команду «Мотор!», как вдруг раздался дикий грохот. Оказалось, один из осветителей... упал с декорации, которая была закреплена на потолке. Хотел поприсутствовать во время таинства... Несмотря на то что падал он метров с пяти, сильно не ушибся.

С чисто технической точки зрения съемки этой сцены было сложно оформить. Когда мы переводили камеру с Филатова на Яковлеву, в объектив часто попадали ненужные части тела, которые при монтаже обычно вырезаются. Я понимал: это придется вырезать. Но не успел. Из лаборатории материал сразу отправили в дирекцию без предварительной чистки. А ведь там было много ненужного. Слава Богу, директор картины Николай Трофимович Сизов был умным человеком и не стал убирать все. Но я пять раз перемонтировал эпизод, пока Сизов дал добро. Отснятый материал уже после правок Сизова посмотрели в Министерстве культуры и... пришли в ужас. Они тут же захотели показать этот кусок Политбюро. В Политбюро у всех старые жены, а тут красивое молодое тело Яковлевой... В общем, мне предложили еще сократить сцену. После очередного монтажа уже совсем ничего не осталось. Несмотря на это, когда фильм вышел в прокат, я начал получать мешки писем от возмущенных пенсионеров, утверждавших, что мой фильм развращает молодежь. Но я считаю, что в той эротической сцене Яковлева и Филатов выглядели очень привлекательно и гармонично.

«Один из эпизодов снимали в квартире Жженова. Ему было приятно пригласить всю рабочую группу погостить у себя дома»

— А ведь Филатова в «Экипаже» могло и не быть, если бы Олег Даль не отказался работать в ленте. Говорят, Даль чувствовал себя ужасно, находился на грани срыва, у него тряслись руки, поэтому вы отпустили его, несмотря на то, что Даль уже отработал несколько съемочных дней...

— Да, мы сняли с ним две финальные сцены, и он их очень хорошо отработал. Но нервное истощение действительно давало о себе знать. Даль ложился в больницу, поэтому на целых три месяца пришлось бы прерывать съемки. А группа уже работала. И я позвал Филатова. Леня перезвонил Далю и спросил, нет ли в его уходе какой-нибудь подоплеки. Тот ответил, что нет, после чего Филатов согласился работать. Олег — прекрасный актер, но с Филатовым я ощутил некую новизну, которая меня приятно удивила. А с Далем я общался до самой его смерти. Он был очень глубоким, очень интеллигентным человеком. Тонко чувствовал поэзию, красиво ее читал...

Кстати, на главную роль мне тоже пришлось искать другого актера. Ведь от роли капитана Андрея Тимченко отказался мой любимый артист Алексей Петренко, под которого я, собственно, и писал сценарий. Перед этим Алексей снялся у меня в фильме «Сказ про то, как царь Петр арапа женил». Петренко заявил, что не может сниматься в самолете, в «тесном железе». Он мне так и сказал: «Я — деревянный. В доме могу быть, а самолет не для меня». Поэтому мы позвали Георгия Степановича Жженова. Когда он пришел, стало понятно: это его роль.

— Советские режиссеры роптали, что с Жженовым очень тяжело работать, ведь своим авторитетом он мог подмять под себя едва ли не каждого.

— Со мной такого не было. Георгий Степанович был на своем месте, а я — на своем. Мы не конфликтовали. Напротив, даже один из эпизодов фильма снимали у него в квартире. Жженову было приятно пригласить всю рабочую группу погостить у себя дома.

— Именно со Жженовым вы сняли самый удачный, по вашим словам, эпизод, который... так и не попал в фильм.

— О да, это ужасно, это огромная потеря для картины! Соглашаясь на условия чиновников Госкино, я даже представить себе не мог, что делаю картину на порядок хуже. Эта сцена была в самом конце фильма. Героя Жженова списывают из авиации. Он проходит реабилитацию в больнице, и вдруг ночью его вызывают перегнать самолет на Север. Он убегает из госпиталя, прямо в пижаме приходит на взлетную полосу. Видит старых друзей, надевает летную форму, а потом вдруг соображает, что этих друзей он не видел со времен Великой Отечественной. А они такие молодые... В это время друзья подходят к нему со словами: «И ты теперь будешь молодым». Герой Жженова садится за штурвал самолета, взлетает и растворяется в воздухе. Так зритель понимает, что главный герой умер. Красивый финал... Но чиновники его забраковали! А все потому, что перед премьерой ленты режиссер Андрей Смирнов показал высшим партийным чинам свой фильм «Градостроители». Там была похожая ситуация — умирал пожилой академик. Просмотрев ленту, Брежнев разорался: «Что вы мне показываете, как старики умирают! Намекаете на что-то?»... Поэтому меня настоятельно попросили вырезать финальную сцену своей картины. Я воспротивился. Думаю, ничего, полежит картина немного на полке, а потом все равно выйдет. Но близился конец года, и вся наша съемочная группа могла остаться без премии. Все на меня навалились, и я сдался. А зря. Ведь такая концовка шикарная была!

«Некоторые летчики смеялись, когда смотрели, как герой Филатова зашивает пробоину в лайнере, что в принципе сделать невозможно ни технически, ни физически»

— Как летчики отреагировали на «Экипаж»?

— К моему удивлению, превосходно. Я бы сказал, их реакция была мудрой по сравнению с реакцией чиновников. Одному я так и не смог объяснить, что «Экипаж» всего лишь фильм-сказка. Он, помню, негодовал: «Что за вздор! Ты снимаешь фильм про подвиг советского человека или нет?» А министр авиации на просмотре «Экипажа» сразу смутился: «Как это аэродром может располагаться среди крутых гор? Что за хренотень?» Когда он это произнес, все его лакеи, сидевшие рядом, стали ему поддакивать: «Что же ты наснимал, в самом деле?» А потом он посмотрел еще минут десять и сообразил: «А-а-а, так это сказка!» И все сразу подхватили.

Некоторые летчики смеялись, когда смотрели, как Скворцов (герой Филатова. — Авт.) зашивает пробоину в лайнере, что в принципе сделать невозможно ни технически, ни физически. Но в конечном итоге они были довольны моей работой. Как, впрочем, и я. Считаю, что своим фильмом не подвел тех людей, которые меня всему в свое время научили.

— А учились вы во ВГИКе у великих Довженко и Ромма. Какими они вам запомнились?

— Довженко был потрясающим человеком, с феноменальным творческим чутьем. Обладал огромной силой внушения. Если бы он был жив сегодня, равных ему в режиссуре не было бы. Когда Александр Петрович говорил, складывалось впечатление, что это абсолютная истина. Все его лекции касались философии творчества, его притчи о бытии запомнились навсегда. Потом Александр Петрович отправил меня доучиваться к другому великому режиссеру, Михаилу Ильичу Ромму. Сначала я от этого жутко расстроился, но деваться было некуда.

Я попал на курс, где учились молодые Отар Иоселиани и Василий Шукшин. Вася работал не меньше 18 часов в сутки. Этакий творческий крестьянин. Брался за любую организационную работу, работал во всех студенческих этюдах, что было совсем не обязательно. А еще пробовал себя одновременно как актер, режиссер и сценарист. И это все еще на первом курсе! А сколько он написал интересных повестей и рассказов, будучи студентом! Когда мы делали свою первую курсовую работу, то у всех студентов фильм был минут на 10—15, и только Шукшин снял полнометражку! И о чем! Как в каком-то советском городе после войны осталось огромное количество немецких боеприпасов. Их нужно было немедленно вывести, чтобы не погубить местных жителей. Своей работой Шукшин вызвал позитивную реакцию у педагогов. Они его очень любили. А не любить было и невозможно: Василий был круглым отличником. Всегда усердно трудился над домашним заданием, прилежно выполнял все поручения, а учителям это нравится. Да и вообще он был беспроблемным человеком.

— А вот в одном из ваших интервью вы сказали, что Шукшин любил бить морды милиционерам...

— У Василия Макаровича была большая семейная драма. Во время коллективизации его отца расстреляли. И до поры до времени Шукшин стыдился этого. Но спустя годы пришла бумага о реабилитации отца... Представляете, через какие душевные терзания Василию пришлось пройти? Он сильно переживал. Часто выпивал, вспоминая отца. Потом начинал затевать драки, в том числе с милицией. Его сажали в камеру. Руководитель нашего курса Михаил Ильич Ромм надевал свой знаменитый пиджак с множеством регалий и медалей, шел в участок и забирал Шукшина. По-моему, Ромм и надевал этот пиджак только тогда, когда забирал Васю из участка. Но, в принципе, Василий драчуном не был.

— Мне известно, что от сталинских репрессий пострадала и ваша семья...

— Сталин, а точнее его политика, убил всю мою семью. Они погибли в лагерях за свои коммунистические идеи, которые пришлись не по вкусу вождю. У меня не было никаких связей, я всего достиг сам. И кинорежиссером я не собирался быть. Ведь сильно увлекался рисованием, любил карикатуры, что приносило мне стабильный доход. Занимался этим до тех пор, пока не закончил ВГИК и не стал режиссером. Потом уже не было времени рисовать.

— К идее изменить свою фамилию Рабинович на Митта вас подтолкнула трагедия семьи?

— Нет. Просто мне эта фамилия показалась более привлекательной, нежели Рабинович. Митта — это древнееврейская фамилия. Так называют носилки, на которых покойников переносят к месту захоронения. Но мне от такой фамилии не жутко. Тем более что это фамилия моей матери.