Он говорит тихо, складно и вдумчиво. А как выглядит! С именем легендарного игрока и тренера Олега Базилевича в отечественном футболе связана целая эпоха. Он помнит каждый свой матч, каждый гол... И что потрясло — на протяжении всей беседы Базилевич ни о ком не сказал плохого слова. Хотя жизнь била его не раз. Не каждый смог бы пережить то, что пришлось пережить ему. Прирожденный интеллигент, настоящий аристократ, просто мудрый человек... Накануне юбилея Олег Базилевич поделился с «СОБЫТИЯМИ» своими воспоминаниями. А вспомнить есть что...
«В детстве я сильно заболел и около месяца пролежал в коме»
— Олег Петрович, вот-вот в Украине стартует новый футбольный сезон. Отдохнуть хоть успели?
— Так сложились обстоятельства, что об отдыхе не было и речи. Много работы, да и к юбилею хотелось подготовиться достойно. Я надеюсь его провести в кругу друзей, близких людей, которые шли со мной по жизни, для меня это очень важно. Событие само по себе, наверное, грустное, но я убежден, что дата рождения, зафиксированная в паспорте, не может быть определяющим показателем. Важно, на сколько лет человек себя чувствует, внутренний резерв, ощущение собственных возможностей.
— А когда все-таки есть «час i натхнення», как любите отвлечься от работы?
— Вы знаете, мне редко в жизни приходилось отдыхать. Но если предоставляется возможность — я не оригинален: люблю море и солнце.
— В Кувейт, где вы по приглашению Валерия Лобановского работали в середине 90-х, случайно не тянет?
— Это уже перевернутая страница. Да и с точки зрения отдыха это не совсем комфортная страна. Тем более летом, когда в Кувейте страшно жарко — свыше 50 градусов каждый день. Хотя уровень жизни и социального обеспечения там, конечно же, высочайший. А вот в отношении ислама у меня свое мнение. Я уважаю любое вероисповедание, но мне трудно понять, когда футбольный матч вдруг прерывается и все — футболисты, тренеры, судьи — прямо на поле начинают молиться. Хотя им нужно отдать должное — к иностранцам местные относятся очень корректно.
— «Иностранцем»-то вы стали позже. А родились и выросли в центре Киева...
— Да, мое детство (не считая периода эвакуации) прошло в одном из дворов на улице Пирогова рядом с Владимирским собором. Пацаны нашего послевоенного поколения постигали азы футбола в стихийных баталиях... Футбол тогда вообще был неимоверно популярен. В тот период в городах СССР открывались футбольные школы молодежи. Мне повезло: я попал в первый набор только что созданной в столице ФШМ, где через год свела судьба меня с Валерием Лобановским.
— Неужели ваши родители мечтали, чтобы их сын стал футболистом?
— О чем вы говорите?! Мама надеялась, что я поступлю в университет на философский факультет, а отец, конечно, был уверен, что я пойду по его стопам — в строительный институт. Я благодарен старшему тренеру ФШМ Владимиру Николаевичу Балакину, который специально пришел к нам домой, чтобы пообщаться с родителями. Ему удалось убедить мою семью в том, что мое будущее связано с футболом и что это очень серьезно. Правда, о переходе в вечернюю школу не могло быть и речи, здесь родители были непоколебимы.
— Какой же выход вы нашли из положения? Откуда брались силы на ежедневные занятия в школе, изнурительные тренировки? Я знаю, что вы учились на «отлично», увлекались театром, живописью.
— Жил в достаточно жестком режиме. Я не мог позволить себе запустить учебу, поэтому уроки просто делал по ночам, не высыпался, конечно. Что там говорить — тяжело было. Надо отдать должное моим родителям, которые с детства приучили меня к дисциплине. Но дело даже не в этом. Жить без футбола я не мог уже тогда. Помню, мать и отец несказанно удивились, когда их сындесятиклассник принес домой первую футбольную стипендию — 800 рублей (после денежной реформы 1961 года — 80 рублей.— Авт.). Серьезные по тем временам деньги. О чем говорить, если мой папа, инженер горжилуправления, зарабатывал 1200.
— Войну ваша семья пережила в эвакуации?
— Мы с мамой, бабушкой и сестрой покидали Киев осенью 1941 года. В суматохе на вокзале меня... потеряли. Ощущение было дикое — море мечущегося народа и никого из родных. Я инстинктивно понял, что бежать никуда не надо, и стоял как вкопанный. До тех пор, пока меня не обнаружила бабушка.
В эвакуации мы жили в предгорье Тянь-Шаня. Я никогда не забуду: видишь своих — вот они идут, поднимаются, а потом исчезают. Спуск, новый подъем, и ты снова никого не видишь. Для меня, трехлетнего, это был шок... Жить пришлось в тяжелейших условиях, в землянке. Я сильно заболел, около месяца находился в коме. Выжил чудом, благодаря невероятным усилиям мамы, благодаря ее любви...
— Ваш отец воевал?
— Папа прошел весь путь до Сталинграда, руководил наведением переправ через Волгу. В 1944 году был ранен и после госпиталя вернулся в Киев. Он принимал участие в строительстве железнодорожного вокзала, был заместителем министра коммунального хозяйства. Отец был исключительно дисциплинированным и обязательным человеком. Со мной и сестрой был достаточно строг. Но очень гордился моими достижениями в футболе, хотя старался этого не показывать. Для него было сенсационным событием, когда о его сыне впервые написали в газете «Правда».
— Читал, что у вас на протяжении всей жизни были необыкновенно теплые отношения с мамой...
— Абсолютная правда. Моя мама была преподавателем, а позднее — директором школы. Она внесла огромный вклад в систему народного образования, представляла украинскую делегацию на первом Всесоюзном съезде учителей, где познакомилась с Надеждой Крупской. Мама после войны читала историю в Киевском государственном университете имени Тараса Шевченко. Она — кандидат педагогических наук (вот здесь можно сказать, что я пошел по ее стопам), была блестящим преподавателем, Педагогом с большой буквы. Но для меня она была прежде всего просто мамой — самой лучшей мамой на свете: доброй и вместе с тем строгой, заботливой, сильной, справедливой.
Уже после смерти мамы я своими руками вылепил барельеф на ее могиле. Тогда в моей жизни был очень тяжелый период. Наверное, в тот момент я очень нуждался в маминой поддержке, совете. Базовые навыки у меня были, поскольку в детстве, помимо всего прочего, я занимался рисованием и лепкой. Сейчас, когда бываю на кладбище, смотрю на барельеф и разговариваю с мамой. Мне кажется — она меня слышит... После этого всегда наступает какое-то облегчение.
«В день нашего с женой знакомства она... на полном ходу выпала из моего «Москвича» возле Дворца бракосочетаний»
— А что за удивительная история вашего с женой знакомства?
— Помню, в тот день, 27 августа 1961-го, я отпросился у Соловьева (старший тренер киевского «Динамо». — Авт.) с базы на пару часов, чтобы отвезти билеты на футбол родителям и друзьям. Тогда Вячеслав Дмитриевич строго напутствовал: «Только быстро, нигде не задерживайся». По дороге две девушки симпатичные голосовали — почему не подбросить? Познакомились. Одну из попутчиц звали Татьяной, оказалась она студенткой второго курса Киевского театрального института имени Карпенко-Карого. На крутом повороте — да еще, словно по иронии судьбы, как раз возле Дворца бракосочетаний, — я ее потерял...
— В каком смысле?
— В буквальном! О чем-то рассказывая и при этом жестикулируя, она случайно локтем нажала дверную ручку и... выпала наружу с заднего сиденья «Москвича». Я отвез ее в больницу и, конечно, как порядочный человек, потом проведал... Мы прожили вместе более сорока лет. К сожалению, четыре года назад Татьяна ушла из жизни...
— К слову, тот «Москвич» был вашим первым автомобилем?
— Мы, мальчишки, даже мечтать не могли о том, что у кого-то будет собственное авто. Но в 1960 году, когда в составе киевского «Динамо» мы завоевали «серебро» чемпионата Советского Союза, такая возможность появилась. И я, и Валерий Лобановский, и другие наши ребята приобрели автомобили «Москвич». К тому времени у меня уже были права. Причем обучение пришлось проходить по полной программе, поскольку твоя занятость и известность мало кого волновала. Это сейчас, к сожалению, все можно купить...
Позднее, уже после того, как в 1961 году мы стали чемпионами Советского Союза, появилась возможность пересесть на «двадцать первые» «Волги». В то время они считались очень комфортабельными авто. А главное, в такую машину помещалось много друзей!
— ...и подруг?
— Я тогда уже был женат, так что только друзей (смеется).
— Много сменили машин?
— Помню, что после возвращения из Кувейта купил «Форд-Эскорт», был им очень доволен. Ездил и на «Тойоте», «Ауди», «Мицубиси». Честно говоря, хронологию не вел. Я всегда относился к авто как к средству передвижения, необходимому для моего образа жизни, а не как к показателю статуса.
— За годы совместных выступлений с Лобановским вы на двоих наколотили в ворота соперников 140 мячей. У вас в активе 69 голов, у Валерия Васильевича — 71. А какой из своих «выстрелов» вам дорог особенно?
— Наверное, один из двух мячей в ворота московского «Спартака» в полуфинале Кубка СССР 1964 года в «Лужниках». Мы разыграли короткую комбинацию с Йожефом Сабо, и с его подачи у меня вышел красивый удар. Маслаченко, вратарь «Спартака», был бессилен. Позже за этот гол мне присудили приз газеты «Московский комсомолец» — как игроку, забившему самый красивый мяч в сезоне. Этот трофей до сих пор у меня хранится. На нем даже цена есть — два рубля сорок копеек. Кстати, в тот год именно киевское «Динамо» завоевало Кубок Советского Союза. К слову, знаете историю этого приза? Расскажу. Кубок был сделан в тридцатые годы из простой хрустальной крюшонницы, купленной председателем футбольной федерации в ближайшем московском магазине. К сосуду припаяли подставку и крышку, на которых гравировали названия команд-победительниц после каждого финала. В 1964-м места на крышке почти не оставалось. Зато в сам Кубок помещалось много шампанского! Мне лишь раз в жизни удалось глотнуть благородного напитка из той крюшонницы. Никогда не забуду этот вкус, вкус победы...
Удалось мне забить и тысячный мяч в истории киевского «Динамо».
— А как возник ваш знаменитый тренерский тандем с Валерием Лобановским, который в 1975 году привел «Динамо» к завоеванию Кубка кубков и Суперкубка Европы?
— В то время я уже тренировал донецкий «Шахтер». В 1972 году мы вышли в высшую лигу и успешно выступали в чемпионате СССР. Лобановский же в эти годы стоял у руля «Днепра». Когда его позвали в «Динамо», он пригласил и меня. Все вопросы мы решали на равных и все делали сообща. Пожалуй, единственное, чем занимался я и не занимался Лобановский, — это съемка тренировок. Я до сих пор горд тем, что совместными усилиями нам с Валерием удалось создать команду, признанную в Европе и во всем мире.
— Скажите, а зарплату вы тоже получали одинаковую?
— Конечно!
— Когда-нибудь ссорились с Васильичем?
— Нет. Мы оба понимали, насколько важен в нашей совместной работе такт, и в любой ситуации не позволяли себе даже повышать голос друг на друга.
— В гости друг к другу ходили?
— Конечно. Вместе отмечали семейные праздники.
— Какое-нибудь фирменное блюдо семьи Лобановских не вспомните?
— Валерий Васильевич, как и я, был всеядным. То, что приготовит Аделаида Панкратьевна, то и ели. Хотя припоминаю, когда мы еще с Валерой вместе играли в «Шахтере», Ада летом привозила нам из Киева окрошку, которую готовила потрясающе...
— ?!
— Ничего удивительного. Всего-то дел: полтора часа лету из Киева до Донецка, и окрошка на столе...
— Правда, что Лобановский никогда не кричал на игроков?
— Правда. Если его что-то раздражало или не устраивало, наоборот, понижал голос. Звучал он мягко, обволакивающе, но очень убедительно!
— Говорят, Валерий Васильевич, будучи тонким психологом, был способен на удивительные ходы даже в перерыве матча?
— Незадолго до смерти Лобановского мне рассказали случай. Шел матч чемпионата Украины. Тяжелая игра, ничего не клеится. Васильич в перерыве зашел в раздевалку, грозно оглядел всех. Потом вдруг рассмеялся, махнул рукой и вышел за дверь. Во втором тайме «Динамо» от соперника не оставило камня на камне. Руководители клуба подозвали администратора: «Что в перерыве сказал футболистам Лобановский, раз они так заиграли?» — «Ничего». — «Как?! А что он делал в раздевалке?» — «Зашел, рассмеялся и ушел».
— Видели когда-нибудь слезы в его глазах?
— Нет. Он был очень волевой мужик...
— А вы такой же?
— Когда узнал о смерти Валерия Васильевича, плакал...
«В последние годы жизни врачи иногда запрещали Владимиру Щербицкому смотреть футбольные телерепортажи — так он переживал за киевское «Динамо»
— Футбол в Советском Союзе считался «партийным» видом спорта, а главным болельщиком в Украине многие годы слыл Владимир Васильевич Щербицкий. Он имел какое-то отношение к первому чемпионству «Динамо» в 1961 году?
— Безусловно. Как раз в год нашего триумфа Щербицкий, до этого курировавший «Динамо» как секретарь украинского ЦК партии по идеологии, возглавил Совет Министров республики. Он частенько наведывался к нам на тренировочную базу, а однажды пригласил всю команду к себе в кабинет. Это случилось в чемпионском сезоне перед встречей с московским «Динамо», с которым мы всегда трудно играли. Разговор получился примерно такой. «Ну чего вы их боитесь?» — спрашивал Щербицкий. «Да никого мы не боимся, Владимир Васильевич», — отдувался за всех наш капитан. «Каневский, а ты можешь завтра забить гол?» — «Могу». — «А ты, Серебряников?» — «Постараюсь». — «А ты, Базилевич?» — «Почему бы нет?» — «Ну вот, три мяча мы уже забили», — улыбнувшись, подытожил Щербицкий.
— А как получилось на самом деле?
— Вероятно, в этом было что-то мистическое, но на следующий день почти все вышло именно так, как мы «договорились» с председателем Совета Министров: провели в ворота Яшина три мяча и выиграли — 3:1! Правда, из «назначенной» Щербицким троицы отличиться удалось только мне, а два других гола забили Лобановский и Каштанов.
— Больше подобных установок Щербицкий вам не давал?
— Нет. Но он действительно был фанатично предан футболу. Даже вел собственную статистику, какой, по-моему, не каждый тренер мог бы похвастать. Я знаю даже, что в последние годы жизни врачи иногда запрещали Владимиру Васильевичу смотреть футбольные телерепортажи — так он переживал за киевское «Динамо».
— 11 августа 1979 года руководимый вами ташкентский «Пахтакор» погиб в авиакатастрофе под Днепродзержинском. Олег Петрович, как вы узнали о страшном горе?
— (Тяжело вздыхает.) В последнее время мне часто приходится отвечать на этот вопрос. И каждый раз воспоминания сопровождаются болью... Меня спасла счастливая случайность. Жена с ребенком отдыхали в Сочи. Не виделись давно, и я решил сначала заехать к ним, а уж потом — на игру. Как раз еще сын приболел. Надо было отпроситься в Ташкенте у начальника спорткомитета Ибрагимова. Если б он не отпустил — я бы остался и полетел на следующий день вместе с командой на матч в Минск. Но Ибрагимов удерживать не стал: «Олег, 40 дней без семьи — конечно, поезжай в Сочи».
...Когда в гостинице раздался роковой звонок, я как-то сразу почувствовал — что-то случилось. Сразу стало не по себе. В трубке услышал рыдание... Казалось, меня облили ледяной водой с головы до ног. Я так и стоял с трубкой в руках, слышал чьи-то голоса, до конца не осознавая необратимость и ужас случившегося. Было тяжело, очень тяжело. Молодые ребята, чьито дети, мужья, отцы. У Миши Ана вот-вот должен был родиться второй ребенок... Страшнее известия быть не могло.
— Вы в тот момент осознавали, что были на волосок от смерти?
— Я не мог ничего осознавать, просто был в шоке. Поднявшись в номер, почему-то начал составлять список: кто полетел в Минск, кто нет... А на вопрос сына: «Папа, что ты делаешь?» ответить не смог. Слава Богу, что в тот момент рядом были близкие...
Помню, в те дни на экраны вышел зарубежный фильм, в котором «Конкорд» терпел аварию над Атлантикой. Когда я увидел молодых веселых парней, садившихся в самолет, заигрывавших со стюардессами и не задумывавшихся о том, что через несколько часов они могут разбиться, то не смог выдержать эту сцену. На месте киногероев я видел своих ребят из «Пахтакора»...
— Не боитесь после этого летать?
— Да нет, ведь по роду деятельности летаю всю жизнь. К тому же верю в судьбу. Кому суждено утонуть, не погибнет на пожаре. Помню, еще был игроком киевского «Динамо», возвращались мы из Кишинева. Заходили на посадку, а в это время диспетчер по ошибке дал встречный взлет. Счастье, что наш пилот успел среагировать. Резко спикировал и избежал столкновения. Когда приземлились, он вышел из кабины и сказал: «Братцы, мы родились в рубашках».
«После нашего еврокубкового триумфа в 1975 году ленинградский БДТ прямо на динамовской базе разыграл импровизированный спектакль»
— Олег Петрович, скажите, загородный дом в Мотыжине под Киевом у вас остался?
— Да. Этот объект я назвал бы скорее дачей, а не домом. Но в последнее время там редко бываю. Специфика работы такова, что сейчас мой «загород» — это база «Динамо» в Конче-Заспе. В Мотыжине же в основном базируется мой сын с семьей.
— Говорят, Олег Базилевич-младший подавал неплохие надежды в судействе.
— Он судил футбольные матчи и, на мой взгляд, на приличном уровне. Правда, во «взрослый» футбол я ему идти запретил. Слишком уж велик соблазн. Его несколько раз пытались задобрить. Причем коррупция начиналась с незначительных знаков внимания. Но, как известно, чем дальше... Поэтому Олег закончил с судейством. Быть «стерильным» в этой среде практически невозможно.
— Чем занимается сын сейчас?
— Он кандидат географических наук, свободно владеет несколькими иностранными языками. Кроме того, Олег пишет картины. Не знаю, во что это выльется, но мне кажется, у него это очень серьезно. Кстати, у меня три внучки.
— Вы и ваша мама — кандидаты педагогических наук, сын — географических. Да у вас в семье одни ученые...
— Выходит, что так. Более того, моя сестра Оксана — историк, кандидат исторических наук, лауреат Государственной премии УССР. Она у меня — живая энциклопедия.
— Вы более полувека в футболе...
— ...Вот вы опять о моем возрасте (расплывается в улыбке).
— Всего лишь хочу спросить о вашей жизни вне футбола. Скажем, охота, рыбалка...
— Знаете, в плане личного отдыха я человек сдержанный. Честно говоря, мне просто жалко и рыбу, и животных. Другое дело — театр, который долгое время был частью моей жизни.
— Наверняка вы были знакомы со многими театральными знаменитостями.
— Так сложилось, что в пору совместной работы в «Динамо» мы с Валерием Лобановским поддерживали дружеские отношения со всеми киевскими театрами. Кроме того, нашими друзьями была практически вся труппа ленинградского БДТ — Олег Борисов, Кирилл Лавров, Владислав Стржельчик. Когда мы приезжали в город на Неве, обязательно шли на спектакль «команды» Товстоногова. А однажды они нам преподнесли сюрприз. После нашего еврокубкового триумфа в 1975 году ленинградцы прямо на динамовской базе разыграли импровизированный спектакль. Жаль, не было возможности заснять это представление на видео. Впечатлений было море...
— Вы признались в своем трепетном отношении к животным. А у вас дома была какая-то живность?
— Постоянно. Я очень люблю котов. Когда еще была жива жена, у нас в квартире 18 лет прожил сиамский красавец Сямик. Хороший был парень, ласковый...
«Из первой заграничной поездки привез себе модные сандалии»
— Олег Петрович, вы всегда с иголочки одеты. При выборе гардероба полагаетесь на свой вкус?
— Наверное, еще родители приучили меня к опрятности и культуре одежды. Детство у нас было тяжелым и особого выбора не было. Если плащи, так все китайские, если калоши, то шестой обувной фабрики. Но тем не менее следили за своим внешним видом, ведь футболисты всегда были в центре внимания. Кроме того, в те годы мы были одними из немногих, кто выезжал за рубеж. К примеру, в Киеве, кроме динамовцев, такое счастье выпадало только артистам ансамбля Вирского и коллективу танцев на льду. Кстати, помню свою первую заграничную поездку, когда киевское «Динамо» проводило серию товарищеских матчей в Исландии. Так вот, по дороге назад мы делали пересадку в Копенгагене и... почти неделю ждали нашего самолета из Москвы. Денег у нас, понятное дело, было немного — если не ошибаюсь, нам причиталось по три или четыре доллара в сутки, но все равно мы умудрились накупить подарков и себе, и родным. Маме и сестре я тогда привез по кофточке, а себе купил «экзотические» сандалии. В то время это был писк моды...
— В еде вы привередливый человек?
— Нет. Пока был молод и здоров, особо над рационом не задумывался. Обычная еда спортсмена. Чтобы энергии хватало на все. А с возрастом уже начинаешь прислушиваться к рекомендациям врачей: что можно, чего нельзя. Хотя бы минимальную спортивную форму терять не хочется.
— Когда-нибудь курили?
— Покуривал, когда играл. Казалось, что выкурить сигарету-другую престижно. Потом бросил, поскольку почувствовал, что курение вредит моим футбольным качествам. Ведь дыхательная система отвечает за обеспечение кислородом всего организма. А тут ты сам отбираешь у себя этот кислород.
— Олег Петрович, а коммунистом вы были?
— А как же! Причем с моим поступлением в партию связана целая анекдотическая история. Кандидатом в члены КПСС я стал еще в Киеве. И в этом статусе уехал в одесский «Черноморец». Поскольку как минимум год нужно было проработать на одном месте, в Южной Пальмире я тоже не стал коммунистом. Потом два года проиграл в донецком «Шахтере» и снова не получил партбилет. Затем был еще год работы на кафедре футбола Киевского института физкультуры. Словом, о моей «эпопее» каким-то образом стало известно Арвиду Яновичу Пельше, который в Москве руководил кадровой политикой партии. Понятное дело, что всем парторганизациям, в которых я состоял в эти годы, досталось по шапке. Короче говоря, на пятый год меня «нашли» и срочно приняли в партию. Я тогда, наверное, установил всесоюзный рекорд (с улыбкой).
— У вас богатая коллекция наград. Часто вспоминаете былые баталии?
— Раньше все трофеи хранились у меня дома. Но ту квартиру я продал и купил другую, а все награды перевез на дачу. Никак не могу выкроить время, чтобы привести коллекцию в порядок. К слову, после победного 1975 года специально для каждого из динамовцев на заводе Антонова изготовили мини-копии завоеванного нами Кубка кубков. До сих пор храню. А вот копия Суперкубка Европы ко мне так и не попала. Видно, кто-то перехватил по дороге. Что же касается воспоминаний, то жить ими еще рано. Ведь футбол и все, что с ним связано, — не воспоминания. Это вся моя жизнь...
Из досье «СОБЫТИЙ»
Олег Петрович БАЗИЛЕВИЧ. Родился 6 июля 1938 года в Киеве. Нападающий (правый крайний). Заслуженный тренер СССР и Украины, кандидат педагогических наук.
Выступал за ФШМ (Киев) (1954—1955 гг.), «Динамо» (Киев) (1957—1965 гг.), «Черноморец» (Одесса) (1966—1967 гг.), «Шахтер» (Донецк) (1967—1968 гг.).
Чемпион СССР 1961, 1971, 1974 и 1975 годов, вице-чемпион страны 1960 и 1965 годов, обладатель Кубка Советского Союза 1964 и 1974 годов, Кубка кубков и Суперкубка Европы 1975 года, бронзовый призер Олимпийских игр 1976 года.
Работал главным тренером «Десны» (Чернигов) (1969—1970 гг.), «Шахтера» (Кадиевка) (1971 г.), «Автомобилиста» (Житомир) (1972 г.), «Шахтера» (Донецк) (1972—1973 гг.), «Динамо» (Киев) и сборной СССР (1974—1976 гг., вместе с Лобановским), «Динамо» (Минск) (1977—1978 гг.), «Пахтакора» (Ташкент) (1979 г.), ЦСКА (Москва) (1980—1982 гг.), «Зари» (Ворошиловград) (1984 г.), юношеской сборной Украины (1985 г.), «Славии» (София) (1987—1988 гг.), олимпийской сборной Болгарии (1988—1989 гг.), сборной Украины (ноябрь 1992 г. — сентябрь 1994 г.), олимпийской сборной Кувейта (1995—1996 гг.) и клуба «Эль-Кувейт» (1997 г.).
Трудился на посту председателя комитета Федерации футбола Украины по работе со сборными (1998—2001 гг.), с июня 2002 года на различных должностях в киевском «Динамо».
