Прошлой зимой, проходя мимо здания Службы безопасности Украины на улице Владимирской, многие останавливались, ошарашенные: у входа сверкала огнями... новогодняя елка, а само темно-серое здание спецслужбы, обычно такое мрачное, переливалось огнями иллюминации. Прохожие недоуменно пожимали плечами, а сотрудники СБУ посмеивались. Украсить так место своей работы распорядился... шеф Службы безопасности Валентин Наливайченко.
— Друзья даже спрашивали меня: «Ты не казино там открыл?» А между прочим, в ЦРУ тоже на Рождество наряжают елки — все ведь люди, — говорит Валентин Александрович. Как раз о человеческих сторонах его биографии «СОБЫТИЯ» и решили побеседовать с руководителем СБУ.
«Во время службы в воинской части «Десна» мы обрывали листья на деревьях, красили их, а потом вешали снова»
— Валентин Александрович, вы ведь филолог по образованию. Сколько языков знаете?
— Свободно владею финским и английским. Ну и, конечно, знаю украинский и русский языки. Немного говорю по-белорусски.
— Немного — это значит, выпив граммов сто, поете «Песняров»?
— Нет, «Песняров» я не пою. Пою «Океан Эльзы». И это не скрываю. Моя любимая песня — «Якби колись сказала ты менi стати твоїм човном». Фантастическая песня. Кстати, в мае нынешнего года в Минске у «океанов» был потрясающий концерт. Они очень популярны у белорусской молодежи. Многие западные послы и дипломаты были на этом концерте, а потом еще со словами «Дас ист фантастиш!» просили меня прислать им диски.
— Как говорят американцы, вы — self-made man, то есть сделали себя сами. А кто ваши родители?
— Мой папа был рабочим (сейчас он на пенсии), мама — медсестрой (она уже умерла). Родился я в Запорожье, там же закончил школу.
— Почему решили идти на филфак? Так любили литературу?
— Я всегда был отличником. Закончил с золотой медалью школу и с красным дипломом университет. Но поведение у меня сильно хромало. Вот, помню, завуч Ирина Петровна, светлая ей память, всегда говорила: «Валентин, ну как же так, у тебя такие успехи в иностранных языках, все отлично, но поведение... Ну можешь ты не бегать, не драться, в футбол не играть во время уроков?»
— Вы во время уроков играли в классе в футбол???
— Нет, не в классе, на спортивной площадке. Я вырос в Запорожье, возле стадиона «Металлург», и футбол был частью нашей жизни, мы перелазили через забор на каждый матч...
— А сейчас за кого болеете?
— Сейчас я футболом стал меньше интересоваться, не знаю, почему.
— А во время чемпионата Европы за кого болели?
— Болею за Украину, но уже на Евро-2012. А во время этого чемпионата только матч Хорватия— Турция посмотрел.
— После того как вы закончили школу, родители купили вам билет и отправили в Киев, в университет?
— В 17 лет, сразу после школы, я поехал сдавать документы в Харьковский университет, поступил на филфак, на отделение «Русский как иностранный». Но когда отучился первый курс, меня забрали в армию. Тогда люди с моим счастьем отсрочек не получали. Я попал в пехоту. Два года служил в воинской части «Десна» в Черниговской области.
— В те времена об этой части легенды слагали. Как об очень жестком месте службы. Стихи сочиняли типа «Лучше врезаться в сосну, чем пойти служить в «Десну». Так и было?
— Да, меня там так научили, что теперь СБУ страдает.
— От «дедовщины» натерпелись?
— Там не было «дедовщины», но была очень жесткая и бессмысленная дисциплина. В полшестого утра — подъем, в десять вечера — отбой, а остальное время красили бордюры, ровняли снег по ниточке. Да-да, не только одеяла в казармах, но и снег.
— И траву вы красили к приезду военного начальства? Говорят, такое в Советской Армии бывало.
— Честное слово, красили. А в казарме, помню, пол был паркетный, вскрытый охрой. Его натирали мастикой. И вот целую ночь этот пол, ротой солдат в сапогах (причем спортивной ротой, мы бегали серьезно), уничтоженный почти полностью, мы скребли осколками стекол, готовясь к смотру, на который приезжали советские генералы. С десяти вечера до шести утра мы, курсанты, вычищали эти полы, вскрывали охрой и натирали мастикой. Никто не знал, что мы не спали всю ночь. Выходили босичком, неся кирзовые сапоги, обували их только на улице, даже зимой. И когда генералы заходили в такую казарму, все блестело, как зеркало, только красного цвета. Все кровати — по ниточке, идеальные. Если бы меня туда привели, я бы, наверное, подумал, что Советская Армия — лучшая в мире. И мы на самом деле обрывали листья на деревьях, красили, а потом вешали их снова. Зеленые или желтые — зависело от того, каких оставалось больше. Зимой, если выпадал снег, нас поднимали в четыре утра, потому что в шесть должен бы ехать какой-нибудь майор или полковник. А он должен видеть, что снег уже убран. Почему снег нельзя было чистить в шесть утра, когда у нас был официальный подъем, — загадка. Все должно было радовать глаз командира.
— Скажите, армия — это действительно школа жизни? Мужчинам необходимо ее пройти?
— Я так не думаю. Может быть, это не патриотично, но в моем случае эти два года я бы лучше учился в университете. После армии я перевелся в Киевский государственный университет, на тот же факультет — филологии. Единственное, чему я научился в армии, — это хорошо стрелять.
«Фотографию своей будущей жены я украл с университетской доски почета»
— Вы с женой, наверное, познакомились в университете?
— Да, мы вместе учились. Ее фотографию я украл прямо с доски почета.
— Значит, она тоже отличницей была?
— Да, она была жуткой отличницей. История нашего знакомства, можно сказать, романтическая. Я как раз вернулся из армии. Вижу, на доске почета висят фотографии девушек-отличниц. Как сейчас помню, было три фотографии девушек, и ни одной — парней. Одна из девушек — красавица. Я не знал, кто она, но фотографию снял. Думаю, попрошу друзей, чтобы познакомили. Потом был какой-то новогодний бал, почему-то в мединституте. Мы познакомились, танцуем. И она жалуется: «Нет, ты представляешь, какой-то идиот снял с доски почета мою фотографию. Мне теперь идти снова фотографироваться, потому что из деканата опять звонить будут. Представляешь, какие люди». Так я на первой же встрече прокололся. Но признался, что тот идиот — это я, где-то лишь на втором или третьем свидании. Фотографию пришлось вернуть.
В тот год была жутко холодная зима. Мы встречались и шли в кафе «Крижинка» на Крещатике, единственное теплое место. Но и там мы не расставались с шубами. Она мужественно терпела этот холод и от встреч со мной не увиливала. А потом поздним вечером я провожал ее домой. Она жила достаточно далеко, на Воскресенке, а я — в Голосеево, в общежитии, куда приходилось возвращаться. Помню жуткий ветер и снег. Уже троллейбусы не ходили, и я по снегу спешил добежать к последнему поезду метро. Я ведь в армии в пехоте служил... Успевал.
— Сейчас слабо было бы?
— Сейчас, думаю, вряд ли по снегу так бы побегал.
— И долго вы мерзли?
— Долго — месяцев одиннадцать, наверное, она думала. Я считаю, что это долго. Такой парень. Чего тут думать! (Смеется.)
— Как правило, первое знакомство со спецслужбой, первые подходы людей «в штатском» происходят в вузах, к студентам. С вами так же было?
— Обычно, действительно, так и бывает. В университете сокурсники часто мне говорили: «Вот и меня предупредили», «И меня». А меня предупредили, видимо, когда не приняли в партию, хоть я и был старостой группы. В то время мы уже не верили многому, о чем писалось. Среди нас был очень популярен психоаналитик, последователь Фрейда Карл Густав Юнг, мы читали его труды, разыскивая их в журналах, издаваемых в Москве. Кроме того, очень любили Булгакова, уже тогда не верили, что у нас не было собственной украинской истории, разыскивали документы, свидетельства своего пути, увлекались Винниченко.
— В каком это было году?
— Я закончил университет в 1990-м, следовательно, это было с 1986-го по 1988 год. В партию меня не взяли, и я думал, что все складывается нехорошо. Хотя жизнь бурлила. Уже появился Олег Скрипка, в университет приезжали Виктор Цой, братья Гадюкины. Мы ездили на ДВРЗ слушать Бутусова — он приезжал с командой «Наутилус Помпилиус». Спецслужбы мной тогда не интересовались, я успел закончить университет с красным дипломом и уже пошел работать по распределению в Киевский инженерно-строительный институт — читать иностранным студентам русский язык. Меня назначили завотделом по работе с иностранцами. И только там дядя из кабинета, расположенного напротив, подошел ко мне, помялся немного и говорит: «Так, мол, и так, а вот вы бы не хотели поучиться еще?» — «А где учиться? Меня же в партию не взяли». — «Вам объяснят». Еще долго напускали тумана, пока я понял, что предлагают поучиться в Москве, в Институте разведки имени Андропова. Отсюда у меня и второе высшее образование.
Когда я, отучившись, вернулся из Москвы, Советский Союз развалился.
«11 сентября 2001 года самолет врезался в здание Пентагона на моих глазах»
— В Институте Андропова я был последним слушателем из Украины, — продолжает Валентин Наливайченко. — У меня был выбор — остаться там или возвращаться. Я сказал: «Нет, у меня в Украине родители, буду возвращаться». Вернулся, когда КГБ Украины был на этапе развала. Взмолился: «Отпустите, люди добрые» — и меня отпустили. Я ушел вообще в никуда, позже работал в частном предприятии, но и из него ушел. А потом, когда в Министерстве иностранных дел Украины собралась команда из тех, кто со мной учился в университете, мне предложили идти работать в МИД. Я ведь знаю очень редкий язык — финский. Это кроме английского, который я тоже учил в университете.
Как оказалось, поступить на работу в МИД после работы в частном предприятии было большой проблемой. Мудрые дяди спрашивали, не спекулянт ли я, раз работал в ЧП. «Вы, наверное, валюту видели», — упрекали. Тогда СБУ возглавлял Евгений Марчук. Он сказал, что не имеет ко мне претензий, и меня направили в Финляндию. С этого началась моя дипломатическая карьера.
— Правда ли, что, когда вы были генеральным консулом Украины в Вашингтоне, к вам в разгар кассетного скандала приходил майор Мельниченко?
— Да, он был у меня на приеме. А после этого в посольство пришло тайное указание уволить меня за то, что я его не арестовал.
— А с чем к вам приходил майор? С пленками?
— Он пришел как гражданин Украины по какому-то конкретному консульскому вопросу. И я вышел к нему, как выходил ко всем гражданам. Несмотря на то что уже гремел жуткий скандал, мы с ним поговорили, и я передал его просьбу о встрече офицерам безопасности. Вот он, пожалуйста, пришел, можете с ним встретиться. Что касается ареста, это полный бред. Это незаконно! Если бы я так поступил, нас надо было бы немедленно выгнать. Тогда послом в США был Константин Грищенко. Он занял твердую законную позицию и фактически не дал меня уволить.
— А потом вас еще и повысили.
— Да, позже Грищенко забрал меня в МИД.
— Существует Америка Задорнова и другая Америка, где сосредоточена мировая элита. А вам она какой показалась?
— У меня в Америке осталось много хороших друзей, интеллектуалов. Но запомнилась мне страна другим. Я прибыл в США в мае 2001 года, а уже 11 сентября произошли теракты. Один из них — в Вашингтоне, где я тогда работал. Через речку от украинского посольства в здание Пентагона врезался самолет. Все это произошло на моих глазах. К сожалению, я знаю, что такое эвакуация посольства, каково это собирать детей по школам, когда никто — в том числе и руководство страны — не понимает, что происходит. Было не настолько страшно погибнуть, сколько тревожила мысль: Боже, Украина так далеко. Я думал: «Это ж еще океан между нами, а самолеты уже не летают. Если что — и не выберусь». Это, конечно, очень личное. Тогда же за пять минут было принято решение эвакуировать посольство. Объявили тревогу, американцы выходили из учреждений с противогазами, их эвакуировали пешком. А я на машине посольства ездил по округе и собирал детей, которые утром ушли в школу. И моя дочь, кстати, тоже. Всех детей спрятали у меня дома в подвале, и, оставив их на жену, я отправился назад, на работу.
— Как скоро вы после этого уехали из США?
— Я вернулся уже в ноябре 2003 года.
— А почему так быстро закончилась ваша миссия в Белоруссии? Вы были послом в Минске всего четыре месяца.
— В дипломатии ротация воспринимается как норма. Через четыре месяца после моего назначения Президент принял решение о том, что я должен вернуться в Украину руководителем Антитеррористического центра. Видимо, учитывались мои международные связи и практика, опыт работы в Америке, Финляндии и других странах Европы. Кроме того, я видел, как работает КГБ Белоруссии...
«Мои друзья — не шпионы, поэтому помощь им, слава Богу, не нужна»
— Как вы поддерживаете спортивную форму? Ведь это важно для руководителя силового ведомства.
— Норматив сдать смогу. Это 12 раз — так, чтобы не выпендриваться и не дергаться — подтянуться на перекладине. Сейчас раз в неделю хожу в «альфовский» спортзал. С бассейном не складывается. Вот, в «Хайатт» сходил неудачно, все газеты писали (у главы СБУ украли бумажник. — Авт.). В нашей «Альфе», кстати, отличный спортзал. Сейчас там сделали ремонт, как я и обещал. Теперь это не казарма, а стандартные помещения для офиса. Ведь сотрудники круглосуточных служб фактически живут там. Отремонтировали помещения, поставили кондиционеры и все, что нужно для нормальной работы. Сейчас необходимо зарплату людям повысить. Это для нас на данный момент самое главное. У нас есть поддержка и Президента, и правительства — лишь бы поправки в бюджет приняли. Люди ведь содержат семьи. Голодными сотрудники спецслужбы ходить не могут. И не должны.
— Знакомые у меня интересуются: вот, мол, была огромная советская страна, которую обслуживал огромный аппарат КГБ. Теперь страна гораздо меньше, а помещений в СБУ все больше и больше.
— Это не так, это один из мифов. В СБУ есть службы, которые постепенно сокращают свой штат. Это в основном хозяйственные подразделения. Хотя нам очень нужны молодые сотрудники, мы не расширяемся. Наоборот, во Львове СБУ передала помещение бывшего СИЗО СБУ мемориалу жертв тоталитарных режимов, а в Киеве целый этаж здания на улице Липской отдали Институту национальной памяти.
— Кроме того, что вы раз в неделю ходите в спортзал, на что у вас еще хватает времени, кроме как на работу?
— В воскресенье — на семью. А вот с друзьями — беда, они обижаются, и очень-очень сильно. В СБУ же с меня никто не снял обязанности первого заместителя председателя и руководителя Антитеррористического центра. То есть я делаю то, что делал раньше, но еще исполняю обязанности главы Службы.
— Друзья часто к вам обращаются с личными просьбами, связанными с вашей работой?
— Мои друзья — не шпионы, поэтому помощь им, слава Богу, не нужна.
— А взятку вам в последний раз когда предлагали?
— Не было ни разу. Чтобы тебе не предлагали взяток, надо не быть взяточником. Все просто.
— Как вы воспринимаете тот факт, что уже полтора года исполняете обязанности председателя СБУ? Ведь если должность подразумевает серьезную ответственность, человеку должны быть предоставлены определенные полномочия.
— Да, вынужден откровенно признать: так работать очень неприятно и очень некомфортно. Конечно, решение принимать необходимо.
— А лично для себя чем вы объясняете сложившуюся ситуацию? Это же ненормально, ведь фактически любой может сказать, что ваши приказы и распоряжения нелегитимны. Кто может быть заинтересован в таком положении вещей? Может, депутаты, которые никак не соберутся проголосовать за вас, выдвигали вам какие-нибудь условия?
— Мне тяжело это комментировать. Но думаю, что никто в этом не заинтересован. Может быть, Верховная Рада не может решить кадровый вопрос — ведь представление Президента о моем назначении лежит в парламенте с декабря прошлого года. Для себя я решил: сколько дней я здесь пробуду, столько и буду делать то, что задумал и что пообещал людям. А если завтра вопрос решится по-другому, спокойно пройду ротацию.
