Четверть века назад в Хельсинки стартовал первый чемпионат мира по легкой атлетике, на котором 19-летний одессит Геннадий Авдеенко сенсационно выиграл высшую награду по прыжкам в высоту. Через пять лет наш соотечественник стал чемпионом Олимпийских игр-88 в Сеуле. После развала Союза Геннадий Авдеенко перебрался с семьей в Минск, а затем обосновался в белорусской глубинке — деревне Копачи под Молодечно. Каждый день знаменитый спортсмен ездит в райцентр, где работает детским тренером в спортивной школе. «СОБЫТИЯ» пообщались с Геннадием Авдеенко по телефону. Наш земляк был тронут вниманием популярного украинского издания.

«На Олимпиаде Сергею Бубке помогла выиграть... моя кровать»

— Геннадий Валентинович, как говорится, есть повод. Близятся знаменательные спортивные даты: 13 августа 1983 года вы выиграли чемпионат мира и ровно 20 лет назад стали олимпийским чемпионом.

— Ну спасибо, уважили вниманием!

Хотя я по поводу дат особо не заморачиваюсь. Четвертого ноября отмечу свое 45-летие. Надо же, четверть века прошло после Хельсинки! А вроде как вчера было... Меня ведь вообще не хотели включать в команду на чемпионат мира. Главный тренер советской сборной Игорь Тер-Ованесян воспользовался служебным положением и взял меня и малоизвестного донецкого прыгуна с шестом Сергея Бубку в Хельсинки «под личную ответственность». Я и Сережа стали тогда чемпионами мира. Кстати, нам обоим было по 19 лет. У нас с Бубкой разница в возрасте всего месяц.

Кто знает, как бы сложилась наша спортивная судьба, если бы не чутье тренера. Ведь все в нашей жизни не случайно. А как объяснить тот факт, что через много лет на том же стадионе в Хельсинки украинец Юрий Кримаренко принес сборной Украины единственное «золото» чемпионата мира-2005, выиграв с тем же результатом — 2,32 метра, что и я в 1983-м!..

— Правда, что ваш тренер и наставник Бубки настояли, чтобы в Хельсинки вас с Сергеем поселили в одной комнате?

— Было дело. Да мы и так с Сережей были не разлей вода. Дружили очень. На всех юниорских соревнованиях вместе селились. Так вот, я победил 13 августа, а Бубке 14-го прыгать. Возвращаюсь поздно вечером с допинг-контроля в гостиницу, в которой мы с Сергеем жили в одном номере, взбудораженный, сплошной адреналин в крови. Вижу — записка от него с поздравлениями и просьбой не тревожить. Устроился дремать на маленьком диванчике в соседнем холле — это с моими-то 204 сантиметрами роста! Так и проворочался всю ночь.

Утром захожу в ванную умыться, смотрю на себя и пальцем показываю: «Ты — чемпион мира!!!» Восторг ну просто дикий, даже после Олимпиады такого не было. А то письмо Серегино до сих пор храню как реликвию.

Мы с Сергеем Бубкой шли в спорте бок о бок. На чемпионате мира 1987 года в Риме Сергей выиграл «золото». А я выступал в заключительный день соревнований. Сергей комментировал прыжки в высоту. На трибунах 100 тысяч зрителей. Шум, аплодисменты. Я тогда мог прыгать только в тишине. Сделал знак зрителям. Они притихли... В общем, стал я серебряным призером. После чемпионата мы с Сергеем сделали фото на память. Чтобы казаться выше, Бубка вынес на гостиничный балкончик табуретку, стал на нее...

— В какие спортивные приметы верили?

— Никогда не стригся и не брился перед стартом. Не надевал на соревнования новые, неопробованные шиповки. Кстати, на Олимпиаде в Сеуле тоже не обошлось без фарта. Сергею Бубке помогла выиграть... моя кровать. Дело было так. В Олимпийской деревне я жил в одном домике с Ольгой Владыкиной и Виктором Брызгиным — ее будущим мужем. Все мы стали олимпийскими чемпионами. А Сергея Бубку поселили сначала с молотобойцами. Но они уже выступили, веселились вовсю, спать ему не давали. И он попросился в наш домик. Нервничал очень. Я предложил Бубке свою комнату. «Отдыхай, — говорю, — на моей фартовой кровати». Когда Виктор Брызгин выиграл в составе эстафеты, а это было уже четвертое «золото» в нашем домике, Бубку аж трясло от волнения. Ну да ничего, победил и он.

«В Одессе бегал с пацанами на дикие пляжи. Собирали и жарили на жестяных листах мидии»

— Где вы родились?

— В старой Одессе. Улица? Ой-ей-ей, забыл уже!.. Надо у мамы спросить. Район только помню — Пересыпь. Много лет родители на квартирах съемных жили. Когда мне было семь лет, мама с папой получили крошечную трехкомнатную «распашонку» в поселке Таирова. Мне больше всего нравилось, что в собственной квартире можно было кричать и бегать вволю.

Рос хулиганистым, шустрым пацаном. Рослый, быстрый. Любил с друзьями играть в казакиразбойники, «догонялки». Бегали на дикие пляжи — «седьмую станцию» Большого Фонтана. Ныряли, собирали мидии. Жарили на жестяных листах. Вкуснотища! Ой, аж слюнки потекли. Эх, хорошее было детство на море!..

— В кого ростом таким пошли?

— Папа рассказывал, что его отец был очень высокий. Дедушка погиб на фронте. Похоронка пришла уже после победы.

— С вашими физическими данными можно было успешно выступать в любом виде спорта.

— Это правда. В восьмом классе я был самым высоким в школе — метр девяносто пять. Меня дразнили Длинным, Каланчой. С первого класса занимался в школьной секции легкой атлетики. Сначала прыгал в длину. Помню, на первых своих соревнованиях, а мне было тогда семь лет, занял второе место, прыгнул дальше трех метров. Бежал домой с грамотой в вытянутой руке — счастли-и-ивый такой!..

Занимался и тройным прыжком, и в длину, и в высоту прыгал. Соревнования по этим видам одновременно проходили. Ну я и мотался туда-сюда, туда-сюда по стадиону. Надоело. Окончательный выбор в пользу «высоты» сделал на зимнем юниорском чемпионате СССР в 1981 году.

«Наставник испанского «Реала» приглашал меня в свой баскетбольный клуб»

— С вашим ростом да в баскетбол!

— В детстве настойчиво предлагали. А как-то раз на сборе советской команды легкоатлетов в Мадриде, по-моему, в 1992 году нам с баскетболистами «Реала» довелось по соседству тренироваться. Подошли наставники испанцев и то ли в шутку, то ли всерьез говорят мне: «Давай к нам в клуб!»

А еще я пробовал в зале забивать мяч в корзину сверху, отталкиваясь с линии штрафных, как это делал Майкл Джордан. Получалось вроде похоже.

— Помните свою первую поездку за границу?

— Впервые поехал «по юниорам» в начале 80-х в ГДР. Поразило обилие товаров. Понакупал себе брюк, джинсов, обуви. У меня же всегда были большие проблемы с одеждой. Советские фабрики не выпускали на мой рост ничего. Родители шили мне на заказ костюмы в ателье. Ну а потом уже «выручала» заграница.

— Какой размер обуви носите?

— 46-й. Стопа у меня — 31 сантиметр. В экипировку просто чудом вписался. В сборной получал самый большой, 12-го размера, «адидасовский» костюм. После соревнований за рубежом мы с ребятами бегали по магазинам, отоваривались. Помню, как-то Сергей Бубка взял с собой в Монте-Карло жену Лилю. 1988 год. После церемонии награждения лучших спортсменов года повезли нас на шопинг во Францию. В огромном супермаркете Сергей дал жене деньги на покупки, а мы пошли скупаться в другие отделы. Через какое-то время встречаем Лилю, видим, она вся в слезах. «Вы в состоянии что-то здесь выбрать?!» — спрашивает нас. Растерялась от такого количества товаров...

Суточные нам давали мизерные — по шесть долларов в день. Надо было как-то выкручиваться. Везли икру, водку. Фотоаппараты «Зенит». Эмигранты заранее узнавали, когда и куда приезжает советская сборная. Караулили под гостиницей. Обмен происходил в номерах.

— Первые крупные призовые когда получили?

— За победу на своем первом чемпионате мира мне положили на сберкнижку 1 тысячу 178 рублей 80 копеек. Запомнил эту сумму с точностью до копейки. Так страна оценила мои заслуги.

На спорте капитала так и не сколотил. Денежная реформа на закате перестройки накопленное вмиг съела. До сих пор где-то лежит сберкнижка с замороженными 40 процентами вклада — 46 тысяч рублей. По тем временам приличные деньги, чуть ли не на три «Волги» хватило бы. Как-то приехал в сберкассу. Мне предложили полторы тысячи рублей на наши деньги. Меньше доллара. «Спасибо, — говорю, — нехай лежить».

Хорошо, хоть бытовых проблем особых не было. Квартиру дали. Первую свою машину — «восьмерку» — после Олимпиады купил. За «золото» Сеула дали три тысячи долларов. И в Союзе премию получил семь тысяч рублей.

«После ухода из спорта торговал консервацией»

— Подготовка к Играм в Сеуле много сил забрала?

— В 1988-м в августе, на соревнованиях в Австрии, слишком резко прогнулся в воздухе, и позвонок крестцового отдела заклинило. Домой вернулся — нагнуться не могу. Нашелся в Одессе мануальный терапевт, поднял меня на ноги. А перед отъездом в Корею, на сборах во Владивостоке, несколько сеансов иглотерапии от воспаления седалищного нерва прошел.

В Сеуле перенервничал во время квалификации. До сих пор, когда вспоминаю, аж мурашки по коже бегут. Застрял на высоте, которую с закрытыми глазами должен был брать. Две попытки — мимо. Перед третьим прыжком ничего, кроме стука собственного сердца, не слышу. Сто тысяч народу на трибунах, сплошной гул, а у меня в голове: «Тук-тук! Тук-тук!» Прыгнул. И дал себе слово, что в финале буду брать все высоты только с первой попытки.

Победный рубеж — 2,38 метра — покорился со второй попытки. На Олимпийском стадионе разбегался с травы, а там телевизионный кабель спрятался. Случайно наступил, сбился с ритма...

— Когда завершили карьеру?

— В 1993-м. Травмы замучили, суставы болели. Три операции подряд сделали на «ахиллах». Первая операция в Хельсинки неудачная была. Пришлось заново резать в Москве.

— Чем занимались после ухода из спорта?

— Одно время даже культуризм в Белоруссии пропагандировал. Было дело. В свое время президент Федерации бодибилдинга пригласил меня в фирму с названием «Международная профессиональная лига». Это худо-бедно кормило меня и мою семью.

Потом торговал помаленьку, только не оргтехникой и тренажерами, а продуктами питания — консервацией. У меня был свой отдел. Сколько продал, столько и заработал. В общем, был начальником, но наемным.

— Свое дело открыть не пытались?

— Не мое это. Для самостоятельного бизнеса, если в нашей стране это можно так назвать, нужен стартовый капитал. А я спортом ни-че-го не заработал.

— Каким ветром вас занесло в Белоруссию?

— Моя первая жена Людмила Петрусь, тоже прыгунья, родом из Белоруссии. Женился я рано, в 22 года. В 1991 году мы поменяли одесскую квартиру на минскую. В Минске жил доктор, который готовил меня к Олимпиаде. Он пообещал помочь продлить мне спортивную карьеру.

— Брак с Людмилой распался?

— Не сошлись характерами. У нас с Людмилой растет дочь Алиса. Нет, в спорт она не пошла. У Алисы проблемы со щитовидкой: старшая дочь родилась в год, когда бахнул Чернобыль. Сейчас Алиса учится на юриста.

Вторая супруга не имеет отношения к спорту. Наша с ней дочка Полина в школу ходит.

— Почему вдруг решили в деревню переехать?

— Хочется спокойствия, тишины. Деревня Копачи находится в курортной зоне, в 15 минутах езды от Молодечно. Лес рядом, озеро Васьковское. Купили трехэтажный дом. Есть свой огород, сад. Выращиваем капусту, картошку. Жена очень вкусно готовит. Особенно удается ей «мочанка». Это маленькие кусочки мяса, картошки, колбаски, тушеные со сметаной. В эту подливку-«мочанку» макают блины.

— Свою олимпийскую награду там же, в деревне, храните?

— Да. В тумбочке! Нет, серьезно. Почему не в сейфе? Так кому надо, тот и с сейфом вынесет. Рядом с олимпийской медалью, в другой коробочке, лежит награда чемпионата мира.

— Неуважительно вы как-то к своим регалиям относитесь...

— Спортивная слава — штука переменчивая. Сегодня ты на вершине, а завтра... Выделять себя потому, что прыгал когда-то лучше всех, не хочу. Олимпийский чемпион — не свадебный генерал. Нельзя кричать об этом на каждом углу.

Меня помнят в международной и европейской федерациях, приглашают на турниры. Уважают в Молодечно, в спортивной школе. Надеюсь, любят ученики. Что мне еще надо?..