Успех картины «Большая перемена» был фантастическим. История о школе рабочей молодежи и сыгравшие в фильме актеры настолько полюбились зрителю, что исполнителям главных ролей Михаилу Кононову, Александру Збруеву и Светлане Крючковой письма в прямом смысле слова приходили мешками. Благодаря фильму стал известным и писатель Георгий Садовников, в начале 1960-х годов создавший повесть «Иду к людям». По ее мотивам и была снята «Большая перемена». Сценарий к фильму Садовников написал в соавторстве с режиссером Алексеем Кореневым. «Большая перемена» по праву вошла в золотой фонд советского кинематографа. Как ни странно, но, несмотря на успех картины, сам Георгий Садовников долгое время был о своем детище, мягко говоря, невысокого мнения.
«Прочитав сценарий, замминистра образования со словами «Я этих учителей боюсь!» попросил изменить первоначальное название фильма — «Приключения школьного учителя»
— Георгий Михайлович, вы и сегодня считаете, что два года, потраченные вами на написание сценария к «Большой перемене», — потерянное время? Ведь так вы сказали о картине в одном из интервью?
— Я действительно многие годы считал, что то, что мы сделали, — это мура. К тому же за два года работы над сценарием у меня выработалось к нему такое отвращение, что не передать словами. Я с самого начала сильно удивлялся, что такие замечательные актеры, как Михаил Кононов, Евгений Леонов, Александр Збруев, Лев Дуров, стали соглашаться сыграть в этом фильме. Один раз даже не сдержался, спросил об этом у Леонова. Евгений Павлович сказал, что его не интересовал сценарий, просто понравилась сама роль.
Дело в том, что сценарий к фильму сильно отличался от текста повести. Книга вообще не была юмористической. Она была написана в модной в то время манере исповедальной прозы, когда герой повествует от первого лица, выворачивая перед читателем душу. С нынешней точки зрения повесть получилась наивной, но таков мой стиль: писать о людях по-доброму, хоть и с улыбкой. Может, именно поэтому книжку хорошо приняли читатели не только в моем родном Краснодаре, но и в Москве. И вот через десять лет, когда я уже переехал в столицу, мне неожиданно позвонили с «Мосфильма» с предложением написать по мотивам моей повести киносценарий.
— Вы, конечно, обрадовались...
— Как раз наоборот. Я отнесся к этому предложению спокойно. Во-первых, к тому времени я уже состоялся как писатель, читатель меня уже знал. Да и редактор телевидения сразу оговорился, что это должна быть комедия, а режиссер Алексей Коренев хочет быть моим соавтором.
— Предложение соавторства вас не обидело?
— Когда мы с Кореневым на следующий день встретились, то очень быстро нашли общий язык и дружили потом еще долгие годы. Многие участники съемочного процесса тоже стали моими друзьями: оператор Анатолий Мукасей, актеры Михаил Кононов, Александр Збруев, Ролан Быков.
Фильм должен был быть двухсерийным, но когда стало ясно, что собрался такой букет актеров, было решено снимать третью, а затем и четвертую серии. Поначалу мне это давалось нелегко, ведь я думал, что уже написал все, что мог. Каждый раз, когда нужно было дописать сценарий, меня вызывали на студию, где в каком-нибудь закутке я придумывал новые эпизоды и реплики. Очень часто Коренев приезжал ко мне домой, и мы уже вместе продумывали новые сцены. Коренев выдавал идеи, а я оформлял их художественно.
— В повести «Иду к людям» вы рассказали часть своей биографии, когда вам самому пришлось работать учителем истории в вечерней школе, но через год вы оттуда сбежали. Ваш класс был такой же шебутной, как и знаменитый 9-А?
— Действительно, после окончания Краснодарского педагогического института я один учебный год проработал в вечерней школе. Впечатления от преподавательской работы были настолько сильными, что я решил рассказать об этом в повести. В отличие от Нестора Петровича я преподавал историю не в одном, а в нескольких классах — с пятого по девятый. Кое-что для создания образов я почерпнул из характеров моих учеников, но не скажу, что у всех героев были реальные прототипы. Много чего я нафантазировал.
Из школы я не сбежал. Просто, когда меня пригласили на студию телевидения, открывающуюся в Краснодаре, я решил сменить профессию, тем более что писать рассказы начал еще в институте. Каким я был учителем для своих учеников, я понял много лет спустя. После выхода в печати одной из моих повестей мне приписали антисоветчину. Чтобы обвинения выглядели еще убедительней, в гороно стали вызывать моих бывших учеников, чтобы они написали кляузу о том, как я учил их антисоветским вещам. Ребята не только не подписались под этой фальшивкой, но и меня предупредили о готовящейся провокации. Практически они совершили маленький подвиг. Значит, чему-то хорошему я их все-таки научил.
— Тем не менее, узнав, что «Мосфильм» работает над комедией о школе, ваши коллеги-учителя буквально ополчились на режиссера.
— Да, шуму было много! Название фильму ведь сначала дали шутливое — «Приключения школьного учителя». Когда об этом написали в газете «Вечерняя Москва», в редакцию пришло около 600 писем от возмущенных учителей. Коренева и меня тут же вызвали в Министерство образования. Прочитав сценарий, замминистра ничего крамольного в нем не нашел, но со словами: «Я этих учителей так боюсь!» название фильма попросил изменить.
Мы тут же поехали в Дом литератора, где собралась почти вся съемочная группа. Я тогда в шутку сказал: «Кто придумает новое название — тому бутылка коньяка». Выиграл оператор Анатолий Мукасей, который первым произнес: «Большая перемена»!
«Александр Збруев категорически отказался «калечить» свой образ рабочей спецодеждой. Так появилась знаменитая замшевая курточка Ганжи»
— Ваше мнение о том, кто будет играть главные роли в фильме, совпадало с мнением режиссера?
— Начнем с того, что Коренев явно считал, будто я и Нестор Петрович — это одно лицо, хотя у меня совсем другой характер и я не раз это подчеркивал. Выбирая актера на главную роль, он, как мне кажется, подбирал тех, кто был внешне на меня похож. Такими оказались Андрей Мягков и Михаил Кононов. Мягков шел в паре со своей женой Анастасией Вознесенской, которая претендовала на роль Светланы Афанасьевны. Режиссер же видел в роли учительницы другую актрису, поэтому, отказав Вознесенской, остался и без Мягкова. Хочу отметить, что Мягков никакой обиды на Коренева за это не таил, и очень часто, придя в гости к Алексею Александровичу, я встречал у него и чету Мягковых.
Михаил Кононов, который к тому времени снялся в «Начальнике Чукотки» и «Андрее Рублеве», тяготел к более серьезным ролям, поэтому долго не давал своего согласия. И даже когда начал сниматься, казалось, что все ему не по душе. Только посмотрев первый отснятый материал, он вдруг сказал мне: «А что, неплохой человечек получается».
— Писали, что Кононов сильно конфликтовал с режиссером, в некоторых эпизодах даже наотрез отказывался сниматься.
— Конфликт с режиссером, насколько я знаю, был не у Кононова, а у Александра Збруева. А Михаил Кононов был просто актером с характером. Ему, чтобы настроиться на съемку, необходимо было с кем-нибудь поссориться. Однажды довел до слез актрису Наталью Богунову (учительницу Светлану Афанасьевну. — Авт.), а через минуту вдохновенно сыграл комедийную сцену. Такой вот был человек.
Что касается Збруева, то Александр вообще очень долго стеснялся роли Ганжи, считая ее несерьезной. Как-то при встрече со мной даже посетовал, что письма от поклонников приходят мешками, но все они вспоминают его как Ганжу, а ведь у него и другие хорошие роли были. Я тогда ему сказал: «Сыграть обаяние сложнее, чем драматическую роль, и люди это понимают».
А конфликт с режиссером у него произошел из-за костюма, в котором Збруеву предстояло сниматься. Всех мужчин-работяг в фильме одели в робы — так придумала художник по костюмам. Но на съемочной площадке актер категорически отказался «калечить» свой образ рабочей спецодеждой. Сказал: «Не буду — и все!» Я, кстати, его в этом поддержал. Ганжа по характеру был такой, что должен был выделяться. Костюмер подумала и нашла выход. Так появилась знаменитая замшевая курточка Ганжи.
— В фильме вообще многие актеры одеты стильно — и учителя, и ученики...
— Я обратил на это внимание режиссера. Лично меня возмущало, что рабочие в «Большой перемене» ходят в американских джинсах, которые в те времена не так-то легко было купить. Не нравилось мне и то, что Ганжа живет в прекрасно обставленной квартире. На что Коренев мне сказал: «Зритель сам все поймет». Я согласился, вспомнив, что зарплата моих учеников была почти втрое выше моей.
Помню один момент, когда мне пришлось сильно поспорить с режиссером. Он хотел, чтобы я дописал в сценарий два эпизода: сцену у директора комбината, когда он собирает учителей и втолковывает им прописные истины, и лекцию Нестора Петровича, который рассказывает своим ученикам о пользе просвещения. От этих лекций пахло казенщиной, в сценарий они не вписывались. Тогда Коренев вызвался сам написать эти части. Взяв доклад Брежнева, он вырезал оттуда целые куски и слепил из этого два эпизода. Я потом над ним часто подшучивал: «Леша, это же плагиат. А ведь ты украл не у кого-нибудь, а у самого Генерального секретаря!» Коренев сперва насторожился — что, если кто-то из помощников Брежнева заметит? А потом махнул рукой.
— После съемок вы с Михаилом Кононовым долгое время общались, а потом вдруг перестали. Почему?
— Мы дружили много лет, одно время даже жили по соседству. Но когда он продал в Москве квартиру и переехал вместе с женой за город, связь с ним прервалась. Лишь однажды я случайно встретил Мишу в Москве на троллейбусной остановке. Он жаловался, что в столице у него не осталось даже угла... Вы, наверное, знаете, что его какие-то нелюди обманули с квартирой, а затем жестоко избили. Известие же о его смерти меня просто потрясло. Очень хотел приехать на гражданскую панихиду, но не смог...
«Из картины вырезали большой кусок с участием эмигрировавшего в США Савелия Крамарова, а потом убрали из титров и его фамилию»
— Многие снявшиеся в фильме актеры вспоминали, что после премьеры «Большой перемены» проснулись знаменитыми. В их числе и Светлана Крючкова.
— Насколько мне известно, Крючкова, тогда студентка Школы-студии МХАТа, попала в фильм случайно. Ее муж пробовался на роль в этой картине, но, кажется, передумал. По его поручению она пошла на «Мосфильм», там ее заприметил Коренев и предложил попробовать сыграть Светлану Афанасьевну. Но на съемках произошел курьезный случай. Крючковой предстояло сыграть эпизод со Збруевым, где они как бы меряются силами. И молодая Светлана одержала победу, потеряв таким образом роль хрупкой учительницы. Зато благодаря этой провальной пробе режиссер увидел в ней Нелли — защитницу Нестора Петровича. Кстати, роль Ледневой по сценарию была не очень большая, но, когда стал проявляться талант Крючковой, под нее и под Леонова стали дописывать новые эпизоды. У Светланы после «Большой перемены» была просто сумасшедшая популярность: письма от рабочих и солдат шли валом.
Вообще, в процессе работы над фильмом многие роли изменились. По сценарию роль Люськи, которую сыграла Ирина Азер, была более важной, но ее пришлось укоротить. Эту роль Коренев, кстати, предлагал своей дочери Елене, но она почему-то отказалась, о чем сейчас жалеет. Зато девушку с ребенком все-таки сыграла старшая дочь Коренева, Маша. В фильме есть эпизод, в котором она отвечает Нестору Петровичу урок по истории.
— Вы часто присутствовали на съемочной площадке. Наверняка не обошлось без комедийных ситуаций?
— Смешно было, когда снимали эпизод, где Ганжа ошпарил на заводе руку. Внимательный зритель, наверное, подметил, что изначально повреждена правая рука. Когда Ганжа приходит в медчасть — ему забинтовывают... левую. Сидит Ганжа на лавочке в ожидании жены: в бинте опять правая рука. Заходят домой — левая... Этот прокол мы заметили уже на монтаже. Чтобы переснять эпизод, пришлось бы снова ехать на шинный завод в Ярославль, где снимали сцену с ожогом Ганжи. А декорации медсанчасти и квартиры на «Мосфильме» уже разобрали. Поэтому оставили все так, как есть.
Один мой друг — большой любитель пива — обратил внимание и на то, что Леонов и Збруев вместо пива пьют из больших бокалов квас. Ну, не нашли в тот день в Ярославле ни одной бочки с пивом!
— Любите пересматривать картину?
— Включаю на любой серии. Нового уже давно ничего не нахожу, просто смотрю на тех актеров, которых уже с нами нет, вспоминаю связанные с ними забавные случаи. Кстати, на съемочной площадке больше всех мне запомнился Ролан Быков, сыгравший Петрыкина. По книге его герой покорно уступил первую смену Ляпишеву, в фильме же перед нами ярчайший конфликт и колоритный персонаж. И в этом главная заслуга самого Быкова. Он просто фонтанировал идеями, импровизировал буквально на ходу. Дошло до того, что руководство картины даже придумало такой ироничный термин — «быковщина».
Отличился, если можно так сказать, и Савелий Крамаров. Еще до «Большой перемены» он во многих своих интервью рассказывал, что мечтает сыграть драматическую роль. Ведь все его знали по блестящим ролям в комедиях, а он, оказывается, мечтал сыграть Гамлета. И вот где-то в финале «Большой перемены» его мечта сыграть драму могла исполниться. Помните, когда все вокруг смеются над жадностью Тимохина, он страдает от того, что дошел в своей жадности уже до края. В этом эпизоде Крамаров должен был произнести такую приблизительно фразу «Ну жаден я, что ж мне теперь делать?», выдержать паузу и прослезиться. Коренев ему тогда сказал: «Савелий, у тебя есть возможность выдать Достоевского. Давай!» Но Крамаров так и не смог выдавить из себя слезу. После его отъезда в Штаты «Большую перемену», а также другие фильмы с его участием перестали показывать по телевидению. Когда страсти немного поутихли, картину вернули зрителю, но из эпизода про «аттракцион неслыханной жадности» вырезали большой кусок с участием Крамарова, а потом убрали из титров и его фамилию. Приблизительно в это же время в Штаты эмигрировал и актер Илья Баскин, сыгравший взъерошенного ученика, но его из титров не выбросили. Баскин, кстати, — один из немногих российских актеров, которые смогли сделать в Голливуде успешную карьеру.
— Когда вас стали обвинять в антисоветской деятельности, у вас у самого не возникло желания эмигрировать?
— В свое время из-за знакомства с писателями-эмигрантами Василием Аксеновым и Анатолием Гладилиным меня внесли в «черный» список, но о том, чтобы уехать из России, я не думал. Времена, конечно, были трудные: издательства перестали печатать мои книги, денег совсем не было. Чтобы хоть как-то прокормиться, занимался переводами и колесил по стране с творческими вечерами. Надо сказать, мне есть за что благодарить «Большую перемену»: устроители этих вечеров приглашали меня, в основном, как автора знаменитой комедии. Так что какое-то время «Большая перемена» кормила мою семью. В Казахстане, помню, во время творческой встречи в зал стремительно вошли несколько женщин. Оказалось — учительницы пришли пешком издалека, чтобы просто посмотреть на «Нестора Петровича». Еще одно трогательное письмо было получено от учеников вечерней школы, которые написали: «Будь в нашей школе такой Нестор Петрович, учебу не бросили бы!»
Так, год за годом, менялось мое отношение к «Большой перемене». И вот, спустя 35 лет, могу сказать, что я ее уже почти полюбил.
