Когда Инна Чурикова пришла поступать в театральный институт, в приемной комиссии спросили: «Девушка, ты в зеркало-то на себя давно смотрела?!» Она расплакалась... А потом сказала себе: «У меня своеобразное лицо, не каждому дано оценить!» И все равно поступила. В Щепкинское училище, где ее, похоже, просто пожалели. Вряд ли приемная комиссия могла себе представить, какую звезду ей предстоит зажечь...
«Какой-то мальчишка крикнул мне из зала: «Какая ты красавица?! Ты — уродина!»
— Никогда не забуду, как мама любыми способами пыталась украсить наше жилье, пусть и временное, — вспоминала в одном из интервью Инна Михайловна свое детство, прошедшее в нищете. — Какие-то накидки на старый диван, сделанные ею самой покрывальца казались мне необычайно красивыми. Страдала ли я от этой бедной и скудной жизни? Не думаю. Ведь так в послевоенное время жило большинство, никакой другой жизни, с которой я могла бы сравнивать нашу, я не знала. А кроме того, у меня было как бы две жизни: одна — реальная, в которой я ходила в школу, встречалась с подругами, слушала мамино чтение и читала сама, а другая — сказочно-прекрасная, в моих фантазиях, которые не оставляли меня с раннего детства. В той жизни были замки и принцессы, которыми я себя воображала, самые невероятные приключения, из которых, само собой разумеется, я всегда выходила победительницей. Так что можно сказать, что я играла самые разные роли с раннего детства, и постоянная эта игра украшала мою жизнь. Мама не уставала повторять: «Дочка, ты будешь артисткой! Я в тебя верю!» — и мне так не хотелось ее огорчать.
Училась я в школе хорошо, фантазии от реальной жизни меня не отрывали, но постепенно перетекали в любовь к театру. В девятом классе я набралась смелости и пошла в студию при Театре им. Станиславского. Там был другой мир, схожий с моим выдуманным, и оказаться на сцене было моей мечтой. Меня приняли сразу, и с педагогами тоже очень повезло. Я впитывала все как губка, глаза мои были широко распахнуты, голова открыта для всего нового, и единственной мечтой было исполнение любой, пусть даже самой маленькой роли, лишь бы не бегать в массовках. Больше всего мне почему-то хотелось попасть в Театр сатиры.
— Но вас туда не взяли...
— Да, хотя позже я узнала, что после моего показа Татьяна Ивановна Пельтцер всячески меня рекомендовала. Неудача постигла и в Театре Ермоловой. И только Театр юного зрителя, куда я пришла показываться со своими товарищами, предложил мне место, но со ставкой не актерской в 750 рублей, а с суфлерской — в 450 (после денежной реформы 1961 г. эти суммы составляли, соответственно, 75 и 45 рублей. — Ред.).
— Немного по тем временам...
— Хватило бы на небольшой флакончик духов. Но здесь во мне взыграло самолюбие. И даже не столько из-за мизерной ставки, да еще суфлерской, а потому, что мои товарищи получили актерскую ставку, а я уж никак не считала себя хуже других. Я посмотрела свысока на директора театра Михаила Мариенгофа и направилась к двери, всячески демонстрируя свое несогласие с таким унижением. И он сдался. Почему — не знаю. Но сдался. И я — о счастье! — стала актрисой профессионального театра, хоть он и был Театром юного зрителя. Однако мои детские и юношеские фантазии в роли никак не воплощались. Вместо красавиц принцесс мне приходилось играть в основном каких-нибудь домашних животных. Я даже свиньей была в пьесе Михалкова. Изредка давали какие-то крошечные роли в кино или в телевизионных пьесах.
— В них вас и увидел Глеб Панфилов?
— А вот и не угадали! Это случилось в ТЮЗе. Только-только приехав в Москву из Свердловска, Глеб готовился снять свой первый фильм («В огне брода нет», вышел на экраны в 1968 г. — Ред.). Увидев меня в одной из этих смешных театральных ролей, пригласил на съемки. Глеб — первый, кто поверил в меня, а это для актера самое важное. На моей стороне было то, что называется «нетипичная внешность», в стандарты красавицы, в стандарты героини я никак не укладывалась.
— Глеб Панфилов вспоминал, что первый раз вас увидел в роли Бабы-Яги...
— Я очень любила эту роль в пьесе Шварца «Два клена». Детишки на мою Бабу-Ягу бурно реагировали, приходилось выяснять с ними отношения и, кстати, попутно учиться импровизировать на сцене, исходя из предлагаемых обстоятельств. Помню, как моя героиня, по сюжету, смотрится в карманное зеркальце и произносит шварцевский текст: «Какая же ты красавица, глаз не могу от тебя оторвать!» А тут мне из зала какой-то мальчишка кричит: «Какая ты красавица?! Ты — уродина!» Я понимаю, что пропустить это нельзя: контакт со зрителями потеряешь тут же, надо отвечать! Что делать? Подхожу к краю сцены: «Ну, кто сказал «уродина», ну-ка, встань!» Никто не встает, слава Богу! Иначе что бы я с ним делала! Тогда я к залу: «Ребята, вы согласны, что я уродина?» И весь зал хором: «Нет!!!» «Я красавица?» — «Красавица!!!» Конечно, думаю, что Шварц на меня обиделся за отсебятину. Но положение было безвыходным. А мой обличитель струхнул подняться, хотя был абсолютно прав: я там нос клеила, глаза делала себе весьма специфическими и, действительно, была страшноватой. Такая старая-старая дева, три века безнадежно влюбленная в Лешего и злящаяся на весь свет... Что там Панфилов рассмотрел? Ему обо мне до этого говорил Ролан Быков, только называл меня Лидой Чуриковой.
«В Панфилова я влюбилась сразу и бесповоротно, хотя надеялась на взаимность еще меньше, чем на получение главной роли в его фильме»
— После приглашения не было предела вашей радости?
— Напротив. Приглашение в Ленинград на пробы на главную роль я серьезно не восприняла. А когда приехала на студию «Ленфильм» и увидела фотопробы на эту же роль красивых, с выразительными лицами артисток, то и вовсе оставила какие-либо надежды. Но больше всего я была поражена и даже напугана самим Панфиловым. Красивый, видный, всего на девять лет старше меня, а такой образованный, умный, талантливый и своеобразный. Я смотрела на него и слушала с раскрытым ртом. И влюбилась в него сразу же и бесповоротно, хотя надеялась на взаимность еще меньше, чем на получение главной роли в его фильме.
Но произошло чудо. Можно не верить в чудеса, но они тем не менее время от времени случаются. Выбор актрисы на главную роль — Тани Теткиной — пал именно на меня. А далее — еще большее чудо! Этот гений, которым я безусловно считала Глеба Панфилова, ну, может быть, и не с первого взгляда, но уж точно со второго тоже влюбился в меня, и у нас начался бурный роман. Поженились мы значительно позже.
— И вместе уже много
лет — и в жизни, и в творчестве.
— Да, мне с ним очень повезло! Он предлагал такие замечательные роли! А когда человек к тому же верит в тебя, ценит тебя, любит тебя — это же великое счастье. Он считает, что я — многомерная величина. Это поразительное чувство, когда в тебя верят не как в жену, а как в актрису, которая многое может: способна все понять и сделать так, как хочет режиссер, а может быть, даже и лучше.
Мы в работе очень нужны и полезны друг другу. Случается, что он снимает не меня, а других актрис. Но я обязательно смотрю отснятый материал, он со мной советуется. Мы вместе много читаем, обсуждаем прочитанное —ему очень важно мое мнение, потому что он мне доверяет. Поверьте, в жизни такое взаимопонимание встречается редко. И это большая удача, что у меня оно случилось!
До Глеба, конечно же, были какие-то полудетские влюбленности, но ничем результативным они не закончились. Наверное, судьба берегла меня для него. Как-то в интервью спросили, смогла бы я уйти от мужа. И я ответила абсолютно честно: «Да, если бы встретила мужчину достойнее его». Но дело в том, что такого мужчины я до сих пор не видела и абсолютно уверена, что не увижу. Так что никаких моих заслуг в нашей встрече нет...
— Вы ссоритесь?
— Еще как! Так, что аж стены трясутся. Однако, когда пар выходит, садимся на диван, смотрим друг на друга и... жутко смеемся. Между нами царит полнейшее взаимопонимание, как всегда бывает между любящими людьми, прошагавшими вместе такую дистанцию, как мы, — около 30 лет.
«На сцене, бывало, я и затрещины раздавала»
— Вы довольны тем, как сложилась ваша театральная и киношная судьба?
— Как-то по просьбе журналистов я подсчитала, сколько ролей сыграла за все годы работы в «Ленкоме». К моему великому удивлению, не набралось и десяти. Обнаружив это, я так расстроилась, что чуть было не кинулась звонить Захарову (главный режиссер «Ленкома». — Ред.), чтобы спросить: «Почему вы так мало меня занимаете?» Конечно, у меня были прекрасные спектакли, среди которых самые любимые — «Тиль Уленшпигель», «Иванов», «Чайка». Но их могло быть гораздо больше. То же самое и в кино...
— На гастролях или фестивалях требуете от организаторов шампанское в номер и шелковые простыни?
— (Смеется.) Да что вы! Я достаточно скромный человек. Максимум требований — номер с видом на набережную. На Неву, например. Я не ставлю никаких условий. Я не шоу-звезда, а скромный труженик сцены. Главное — условия должны быть нормальные.
— Вы способны в экстремальных ситуациях отреагировать не только словом, но и делом?
— На сцене, бывало, и затрещины раздавала. А в жизни... Однажды только случилось. Мужчине попало.
— Ой, расскажите!
— Не-е-ет. (Хитро улыбается.) У меня много тайн. Что ж, я вам все расскажу?! Стесняюсь...
— С кем из партнеров вам интереснее работать?
— Все мои партнеры — чрезвычайно талантливые, индивидуальные... Вот, например, Армен Борисович Джигарханян — партнер мощный. Он, конечно, актер от Бога. Когда я с ним на сцене, у меня такое чувство, что я прекрасная женщина. Вот такой он мужчина. Мне вообще кажется, что он очень любит женщин. А как партнер он всегда, когда я говорю текст роли, даже дышит тихо, чтобы не помешать мне. Еще он остроумный, и с ним всегда смешно. Он любит рассказывать интересные истории на репетициях. Замечательный человек и очень талантливый.
Вот Коля Караченцов совсем другой. Колю я люблю бесконечно. Он — мой партнер по жизни. Мы с ним много лет играли один замечательный спектакль. И часто шутили, что, когда состаримся и не все слова будем выговаривать из-за собственного возраста, «Сорри» мы играть все равно будем. Но, видите, как случилось... И больше ни с кем я не хочу играть этот спектакль. Нельзя взять на роль Коли другого артиста. Потому что это — глубоко личная история. Для нас это был очень важный спектакль. Мы много импровизировали, и, мне кажется, Колечка там был замечательный. Другой такой драматической роли я у него не знаю. Он там настоящий, глубокий драматический актер. Вообще, я по нему на сцене очень тоскую, очень жаль, что теперь нет этого спектакля...
Геннадий Викторович Хазанов — невероятный человек! Мы все его знаем как артиста, который выходил на сцену и владел залом. Он настолько остроумно, озорно и талантливо исполнял миниатюры, что гипнотизировал весь зал. А потом вдруг понял, что этот жанр уже не действует на людей. Не знаю, правда это или нет, но он стал работать уже с партнерами в спектаклях. И мы с ним сделали спектакль «Смешанные чувства» у режиссера Леонида Трушкина. Как Хазанов там замечательно играет! Знает абсолютно, что такое смешно. Но и чувствует, что такое драма. И мне кажется, что он прекрасный драматический актер, Эдуардо де Филиппо словно написал эту пьесу специально для него.
— Инна Михайловна, а было такое, что вы выпрашивали у режиссера роль?
— Я говорила иногда Марку Анатольевичу (Захарову. — Ред.), что невыносимо без работы сидеть, что очень хочется работать... Но не больше, до подсказки конкретных ролей не доходило.
— А вот Элина Быстрицкая позвонила однажды знаменитому режиссеру Герасимову, попросив попробоваться на роль Аксиньи в «Тихом Доне»...
— Я такого никогда не делала. Может, и плохо. Но я знаю, что у каждого режиссера свое видение. Мне кажется, это слишком интимная история, чтобы предлагать себя: «Снимите меня, пожалуйста! Увидьте меня в этой роли!» Мне такое даже в голову не приходило. Пожалуй, только с ролью Жанны д’Арк (в фильме Глеба Панфилова «Начало». — Ред.) была ситуация, когда я действительно сама очень хотела сыграть. А так все по подсказке режиссера.
Вот если бы Бортко (режиссер Владимир Бортко. — Ред.) не позвонил и не предложил Епанчину в «Идиоте» (телесериал. — Ред.), я бы вовек не догадалась, что это моя роль (за роль генеральши Елагиной Чурикова была удостоена премии «Тэфи» в номинации «Лучшая женская роль». — Ред.).
— За Жанну д’Арк, которую вы в свое время сыграли, французы готовы носить вас на руках.
— Я сама очень люблю Жанну д’Арк. У Глеба Панфилова написан для французов сценарий «Жизнь Жанны д’Арк». Но в этом фильме я уже не смогу сыграть ни Жанну, ни даже ее маму. Мы ведь все становимся старше...
«Бумер», «Ночной дозор» — это не мое кино»
— Россия переживает время блокбастеров. Вы не хотели бы сняться в каком-нибудь таком кино?
— «Бумер», «Ночной Дозор» — это не мое кино. Я бы хотела сыграть в кино с таким сюжетом, когда человек, несмотря ни на что, сохраняет оптимизм, радость и веру в жизнь. Жизнь, конечно, не подарок. Важно не впадать в уныние, не становиться агрессивным. Это должна быть не романтическая история, а реальная.
— Были роли, от которых вы отказались и теперь жалеете?
— Я отказалась от Сони в «Дяде Ване» Кончаловского. Потому что думала, что сыграю Жанну д’Арк. Я тогда от всего отказывалась. А сегодня мне часто присылают всякие глупости, плохо написанные сценарии. Я отказываюсь и не жалею.
— Скажите, а ваш сын не хочет связать свою жизнь с кино?
— Он себя ищет как бизнесмен. Окончил МГИМО. Может, поставит фильм. Есть у него такое желание.
Сын живет отдельно. Пока не женат. И хотя и я, и Глеб его безумно любим, мы понимаем, что сегодня взрослому молодому человеку удобнее жить отдельно. Да и финансово он самостоятелен. После окончания Института международных отношений он, к удивлению многих, выбрал себе профессию ресторатора и открыл ресторан в писательском поселке Переделкино. Мы уважаем его выбор, поскольку критерии нашего времени не всегда совпадают с тем, к чему мы были приучены. Главное для нас — чтобы он был удовлетворен тем, что делает, и был счастлив.
— Не жалеете, что сын не пошел по стопам родителей?
— Жалею. Мне кажется, у Ванюши есть предрасположенность к нашей профессии. Не захотел.
— А внуков отдали бы в искусство?
— Ох, я мечтаю о внуке. Скорее бы. И в искусство отдали бы, и куда угодно... Там мы уж решим!
В материале использованы интервью Инны Чуриковой, данные в разные годы отечественным и зарубежным изданиям.
Справка «СОБЫТИЙ»
Инна Михайловна Чурикова родилась 5 октября 1943 года в городе Белебее близ Уфы (Башкирия). Родители — выходцы из крестьян. Отец, Чуриков Михаил Кузьмич, — сотрудник Сельскохозяйственной академии имени Тимирязева, участник войны с белофиннами и Великой Отечественной. Мать, Мантрова Елизавета Захаровна, — доктор биохимических наук, сотрудник Института картофеля имени Лорха. Родители развелись, когда Инне было восемь лет.
В 1965 г. закончила Театральное училище им. М. С. Щепкина, в том же году стала актрисой Московского театра юного зрителя. С 1968 г. работала в театрах по договорам, с 1975 г. — актриса Московского театра им. Ленинского комсомола (ныне — Ленком). В 1971 г. была признана лучшей актрисой года по опросу журнала «Советский экран» (за роль в фильме «Начало»). В 1985 г. стала лауреатом Государственной премии РСФСР (за роль в фильме «Васса»). В 1991 г. Инне Чуриковой присвоено звание народной артистки СССР.
Супруг — Панфилов Глеб Анатольевич (1934 г. р.), кинорежиссер, народный артист России.
Сын — Панфилов Иван Глебович (1978 г. р.), по образованию юрист-международник, ресторатор.
