Михаил Державин вырос в театральной среде, и судьба его во многом была предрешена уже в детстве. Поступив в Щукинское училище, молодое дарование мигом очаровало педагогов. Очаровывались и однокурсницы, не в силах противостоять обаянию юного ловеласа. В такой атмосфере всеобщего обожания выйти из «театралки» без жены Державин, естественно, не мог. Причем его избранницей стала дочь самого Аркадия Райкина. От их бурного романа весь вуз стоял на ушах. Конечно, родство со знаменитым артистом — неплохой старт для начинающего актера. Однако зятем Райкина Державин был недолго — «любовная лодка разбилась о быт», молодые разошлись. В холостяках Державин не задержался: вскоре он женился на дочери легендарного маршала Буденного — Нине. Но творческой натуре присущ вечный поиск, поэтому второй брак Михаила Михайловича не стал последним. Со своей нынешней женой, известной певицей Роксаной Бабаян, Державин счастливо живет почти 30 лет, являя собой пример образцового семьянина.
Широко узнаваемым артист Державин стал после выхода на телеэкраны первого советского юмористического сериала «Кабачок «13 стульев». В статусе же звезды советского кино он утвердился, снявшись в искрометной комедии режиссера Наума Бирмана «Трое в лодке, не считая собаки».
«Во время съемок был случай, когда я забросил спиннинг и поймал за хвост... бобра. В ситуацию пришлось вмешаться водолазам»
— Михаил Михайлович, вы только что вернулись из гастролей по Украине. Как вас встречал зритель?
— Знаете, из-за газового конфликта между нашими странами было некое опасение — вдруг кто-нибудь выкрикнет из зала во время спектакля: «Геть москалiв!» К счастью, ничего подобного не произошло. Гастроли были замечательно организованы: прекрасные гостиницы, отличная еда, и главное — совершенно потрясающая горилка! Ваше гостеприимство просто необыкновенно. Хотя со спектаклем «Ханума» мы приезжали в Украину не впервые, зритель по-прежнему встречал нас с большим интересом. Мы все вернулись в Москву в отличном настроении!
— Киев понравился?
— Я приезжал в Киев еще совсем юным актером и уже тогда поражался красоте вашего города. Помню, как снимался на Киностудии имени Довженко в фильме Владимира Денисенко «Сон» (фильм вышел на экраны в 1964 году. — Авт.). Главную роль — Тараса Шевченко — исполнял, я считаю, великий украинский актер Иван Миколайчук. А я играл знаменитого художника Карла Брюллова. Как прекрасно было общаться с Миколайчуком! И водку мы с ним пили. Можно сказать, я проходил курс молодого бойца. По-моему, успешно. Как это было давно! Не скажу, что лента сделала меня знаменитым, зато я прошел очень мощную актерскую школу...
— А невероятно популярным вы стали после выхода фильма «Трое в лодке, не считая собаки», которому в этом году исполняется 30 лет.
— Как-то мы с Александром Анатольевичем Ширвиндтом были в Лондоне на гастролях. Когда, прогуливаясь, подошли к Темзе, Шура повернулся ко мне и произнес: «Вот речка, по которой ты плавал на лодке...»
На самом деле съемки проходили в Калининградской области, и Темзу «изображала» речка Неман. Конечно, Неман сильно отличается от Темзы. Мы же, готовясь к съемкам, старались максимально перевоплотиться в английских джентльменов. Сейчас, спустя столько лет, могу с твердой уверенностью заявить: нам это удалось. И даже те англичане, которые видели наш фильм, говорили, что со своей задачей мы справились блестяще. Василий Ливанов за роль Шерлока Холмса был удостоен ордена Британской империи. Нам орденов не давали, но порцией комплиментов наградили.
— Наверное, трудно было режиссеру работать с такими хохмачами, как Державин, Ширвиндт и Миронов?
— Наум Бирман и сам обладал потрясающим чувством юмора. Это помогало ему удерживать нас в неких рамках. Хуже от этого не стало, атмосфера, напротив, была потрясающей! Съемки получились весьма интересными. Режиссер сидел с оператором и всей техникой на берегу, а в это время наша веселая тройка плавала по «Темзе». Расстояние до берега было метров 50, так что мы втроем, не считая собачки, чувствовали себя очень даже хорошо.
Кстати, открою вам небольшой секрет: в фильме снималась не одна, а две псины. Одного фокстерьера звали Герцог, другого — Грех. Первый был необычайно ласковый и дружелюбный, а вот ко второму даже притронуться было проблематично. С этим Грехом связан забавный эпизод. Мы летели в Москву из города Тельвид, теперь именующегося Советском. В аэропорту Александр Анатольевич, получая билет, ненароком опустил руку с курительной трубкой вниз. В это время один из осветителей нашей съемочной группы, играя с собачкой, пошевелил ногой перед ее мордой. Песик шутки не понял и вцепился, ко всеобщему удивлению, не в ногу осветителя, а в... палец Ширвиндта. Раздался жуткий Шурин крик. Палец ужасно кровоточил... На следующий день был спектакль «Безумный день, или Женитьба Фигаро», где Андрей Миронов играл Фигаро, а Ширвиндт — графа... Когда во время своих монологов Александр Анатольевич, философствуя, поднимал вверх забинтованный палец, Миронова просто распирало от смеха.
— Наум Бирман возмущался по поводу того, что вы прямо во время съемок умудрялись пить водку...
— Было дело. Когда мы плавали на лодке, под водой дежурили водолазы, которые в случае ЧП должны были бы прийти на помощь. По нашей просьбе эти ребята незаметно для режиссера снабжали нас водкой. Как сейчас помню — «Столичной» и «Московской». Мы «на мигах» делали заказ водолазам и спускали им в воду полиэтиленовый пакет с деньгами. Водолазы очень быстро передавали вожделенную водку через борт, который не было видно с берега. Из реквизита мы имели на лодке только чайник и кружки, поэтому всю водку тихонечко переливали туда. Перед кинокамерами нужно было действовать очень аккуратно, чтобы себя не выдать. Все думали, будто мы пьем чай. (Смеется.)
— Известен такой ваш прикол во время съемок: Андрею Миронову, который должен был вытаскивать из воды муляж рыбы, вы подцепили настоящего сома. Удивленный Миронов бегал по всему берегу и кричал, какой он прекрасный рыболов, хотя на самом деле рыбаком не был. Он и подумать не мог, что это розыгрыш...
— А еще был случай, когда я забросил спиннинг и поймал за хвост... бобра. Так как отцепить его было невозможно, в ситуацию пришлось вмешаться водолазам. А все потому, что именно там, где я забросил свою удочку, находилось жилище бобров. Андрей Миронов тогда очень удивлялся: «Как ты мог поймать бобра — ума не приложу!»
Вообще, Андрюша всегда был необыкновенно доверчивым. Готовясь к спектаклю, я любил сделать себе невероятный грим и на сцене неожиданно предстать в нем перед Мироновым. Тот жутко хохотал. Ширвиндт реагирует на такие розыгрыши иначе. У него необыкновенное чувство юмора, но на сцене он очень строг. И если видит подобные импровизации, сразу начинает думать: что-то идет не так, должно быть, ошибка какая-то. Андрюшку же разыгрывать было огромным удовольствием, причем и для него самого.
Помню, играли мы как-то «Вишневый сад» — Папанов, Миронов и я. И вот представьте: на сцену выходит Анатолий Дмитриевич в невообразимом гриме — он приклеил бородку, ресницы, надел шикарное белое пальто. Подходит к нам. Я, глядя на внешний вид Папанова, говорю не по тексту: «Утро, мороз минус три градуса. Нет, я не могу одобрить нашего климата». А на спектакле присутствовала мама Миронова, Мария Владимировна. Сидя в первом ряду в полутора метрах от сцены, она шепнула своей соседке: «Князь Игорь», намекая на грим Анатолия Дмитриевича — мол, страшно похож. Папанов услышал реплику из зала и, повернувшись к Миронову, произнес: «Андрюша, утихомирь маму!» Едва сдерживая хохот, все мы тем не менее сделали умные лица, но от этого эффект только усилился. Словом, еле доиграли спектакль.
«Вся шея и правая часть спины Миронова были в бинтах, которые прикрывали сочившуюся кровь. С этим ужасным заболеванием Андрей промучился всю жизнь»
— Насколько я знаю, вы были знакомы с Мироновым с детских лет...
— Точнее — со школьных. Позже, в театральном училище, мы не пересекались: когда я его заканчивал, Андрей туда только поступал.
До Театра сатиры я работал в Театре имени Ленинского комсомола. Тогда я уже вел цикл передач «Кабачок «13 стульев». Андрюша мне всегда говорил: «Миня, переходи к нам в театр, тебе здесь место. Плучек тебя очень любит». Я, честно говоря, даже не знал, имеет ли обо мне вообще представление тогдашний руководитель Театра сатиры, но идеей перейти в его театр загорелся очень сильно. И Андрей был одним из главных инициаторов этого.
— В одном из интервью Кирилла Ласкари, брата Миронова по отцу, я прочел, что, вопреки расхожему мнению, женщины не очень благоволили к Андрею Александровичу. Это так?
— Могу сказать одно: Андрей не был легкомысленным человеком. Не Андрея выбирали, а он выбирал. Чувствуете разницу? Миронов был потрясающе притягательным. Его очень любили, в том числе и актрисы нашего театра. Но это не значит, что у него со всеми подряд случались бурные романы.
— В театре было известно о его тяжелой болезни?
— Мы знали о его хвори, но он сам об этом ничего нам не говорил. В «Ревизоре» есть эпизод, когда подвыпивший Хлестаков падает на руки Добчинскому и Бобчинскому (их играли Ширвиндт и Державин. — Авт.). Андрюша иногда предупреждал нас с Шурой, что будет падать на левый бок. Мы знали, что на правом боку у него страшный фурункулез. Я представляю, каких усилий ему стоило играть. Ведь вся его шея и правая часть спины были заклеены медицинским пластырем, в бинтах, которые прикрывали постоянно сочившуюся кровь. Это ужасное заболевание, мучившее его с самого рождения, Андрей терпел всю жизнь. Он был невероятно мужественным человеком...
— Как вы узнали о смерти Миронова?
— Вся труппа Театра сатиры находилась на гастролях в Латвии. У меня в тот вечер не было спектакля, поэтому я ловил рыбу в Даугаве. Актеры, которые возвращались в гостиницу после выступления, сообщили мне, что спектакль не удалось доиграть — Андрея увезли в больницу. Спустя пару дней я перезвонил Александру Анатольевичу, который находился рядом с Мироновым, и в ответ на мой вопрос о самочувствии Андрюши услышал короткое и щемящее: «Его нет...» У Миронова лопнул сосуд головного мозга...
Это было сильнейшее потрясение. Ведь за несколько дней до случившегося не стало еще одного ведущего актера нашего театра — Анатолия Папанова (он умер 5 августа 1987 года, Андрей Миронов — 12 дней спустя. — Авт.). Я летал в Москву на похороны Папанова (Плучек решил не прерывать гастроли), а когда вернулся в Ригу, Миронов долго расспрашивал меня о скорбном дне прощания с Анатолием Дмитриевичем. Я ему все рассказал. Андрюша был очень подавленным...
«Аркадий Райкин разрешал мне выступать в своих сценических костюмах и говорил: «Даже если бы ты только вышел на сцену в таком костюме, этого уже было бы достаточно для хорошего результата»
— Вашей дружбе с Александром Анатольевичем Ширвиндтом уже много лет. Можно сказать, что она выдержала проверку временем?
— Как познакомились больше 60 лет тому назад, так и дружим до сих пор. Ширвиндт тогда жил в поселке НИЛ, что расшифровывается как «Наука, искусство, литература». В Подмосковье есть такая речка Истра, и вот там находится этот дачный поселок, где проживала интеллигенция: писатели, актеры. Мои тогдашние подружки сестры Маша и Наташа (сейчас одна работает на радио, а другая — в театре) пригласили меня на дачу. Там я впервые и увидел Шуру. Он уже тогда был красавцем. Выделялся не только внешностью, но и великолепной игрой в волейбол... Прошли годы, мы большие друзья, вместе работаем. Правда, в последнее время встречаться стали реже. Шура сейчас худрук нашего театра (Ширвиндт возглавил Театр сатиры в 2000 году. — Авт.), он все время занят.
— То есть вы теперь как начальник и подчиненный?
— Все осталось по-прежнему. Только я стал его больше жалеть. Потому что руководить очень трудно, особенно в наше время. Тут проблемы не только творческого, но и организационного характера. Нужно постоянно следить за репертуаром, актерами и... мной — чтоб никуда не удрал. Как, например, со спектаклем «Ханума», с которым я приезжал в Киев. Ведь я гастролировал не как актер Театра сатиры, это была сборная солянка из актеров всех театров Москвы. А еще у нас в театре есть масса молодых актеров, которые снимаются в сериалах. Жить как-то надо, на одну театральную зарплату не разгонишься. Александр Анатольевич сам многим помогает.
— Ширвиндт стал строже?
— Во всяком случае, по отношению ко мне — нет. Даже наоборот, снисходительнее. Вы не поверите, но мы никогда не ссорились! Он на правах старшего (Ширвиндт старше Державина на два года. — Авт.) может советовать мне что-нибудь на профессиональном поприще. Я часто бываю председателем экзаменационной комиссии, проверяю дипломные работы. А Ширвиндт как человек, блестяще владеющий пером, может порекомендовать мне выбросить некоторые фразы из дипломных постановок. Но я не обижаюсь.
А вот жизненных советов Ширвиндт мне не навязывал. Правда, когда я привел свою третью невесту (Роксану Бабаян. — Авт.) на смотрины к Шуре, Миронову, Горину и Гердту, свое веское слово Александр Анатольевич высказал. Мы сидели на балконе, прелестно застольничали. После обеда ко мне подошел невозмутимый Ширвиндт, медленно вытащил трубку изо рта и произнес: «Надо брать!»
— Михаил Михайлович, вы были зятем легендарных личностей: Семен Буденный, Аркадий Райкин. Скажите, породниться с таким людьми — это большая честь или тяжелая ноша?
— Никогда не задумывался над этим. А если бы думал, то, наверное, не стал бы жениться.
Аркадия Исааковича я знал с 15 лет, он был частым гостем в нашем доме. Могу сказать, что я родился на уникальной улице (Арбате. — Авт.), где жили многие выдающиеся личности. Недавно мы с Марком Захаровым и Шурой Ширвиндтом установили там бронзовый монумент в честь себя любимых. Дескать, здесь живем мы. Неплохо получилось. Но я отвлекся...
С дочерью Райкина Катенькой я учился на одном курсе. В конце учебы мы поженились. Аркадий Исаакович ко мне очень хорошо относился, даже разрешал выступать в своих сценических костюмах. Когда интересовался, как все прошло, я, естественно, отвечал, что превосходно. На что он говорил: «Даже если бы ты только вышел на сцену в таком костюме, этого уже было бы достаточно для хорошего результата!»
Но нам с Катенькой не суждено было быть вместе. Жизнь разбросала по разным театрам, к тому же квартиры у нас не было...
Потом меня познакомили с прелестной Ниночкой, дочерью Семена Буденного. Буденный был на редкость умным и начитанным человеком. Грубости я от него никогда не слышал. Моя вторая жена была очень хорошей женщиной. Она работала журналисткой. Мы прожили вместе 18 лет, Нина родила мне дочь Машу, благодаря которой я имею двух внуков. Старший заканчивает факультет журналистики МГУ, а младший учится в той самой школе, где когда-то учился Ширвиндт.
С моей третьей женой, Роксаночкой, мы вместе уже тридцать лет. Слава Богу, она в прекрасных отношениях с моей дочерью и с Ниной.
— Как вам удалось сдружить своих бывших жен?
— Когда есть голова на плечах и нет ненависти друг к другу, все удается. Этот принцип годится и для жизни, и для творчества.
— В Украине нас очень огорчило известие о том, что недавно вы попали с тяжелым заболеванием в больницу. Как сейчас со здоровьем?
— Каждый год в качестве профилактики я подлечиваюсь у своего доктора. Если давление надо нормализировать или сердечко пошаливать начнет — я мигом к нему. Он назначает нужные процедуры, после которых я ухожу из больницы как огурчик. Но стоит появиться мне на территории этой лечебницы, как уже на следующий день в газете заметка: «Державину стало лучше». Вопрос: а когда было хуже?
— Как вам в наше время удается оставаться таким позитивным человеком?
— Мне подавали отличный пример мои родители и коллеги по театру. Особенно это касается старшего поколения. Сначала я постигал азы житейской мудрости в Театре имени Вахтангова, где была потрясающая школа, потом был Театр имени Ленинского комсомола, куда я попал благодаря тому, что его директор «откосил» меня от армии. Директор Ленкома сразу пошел к министру культуры госпоже Фурцевой и говорит: «У меня самому молодому «комсомольцу» 45 лет. Что делать? Молодежи нет!» Она позвонила министру обороны, и я остался в театре. В общем, меня всегда и везде окружали милые и добрые люди.
— У вас есть жизненное кредо? Или любимый анекдот?
— Кредо — «Во всем сомневаться!». С анекдотами сложнее. Самые интересные, как правило, неприличные. Лучше я расскажу случай, которому сам был свидетелем.
Как-то Юрий Владимирович Никулин прогуливался со своей собакой возле памятника Гоголю в Москве — это было его любимое место. Он непременно надевал темные очки, чтобы его не узнали. Но вы же понимаете: для того, чтобы сделать Никулина неузнаваемым, одних очков мало. Мимо Юрия Владимировича проходила полная дама с сыном. Она долго всматривалась в Никулина, гадая, он это или нет, потом повернулась к своему маленькому сыну и прерывающимся от волнения голосом произнесла: «Ты видишь, кто это?! Видишь?! Ну?.. Юрий... Юрий...» И тут мальчик выпалил: «Юрий Гагарин!..»
Все обожали Никулина. Совершенно светлый был человек. Мы с Ширвиндтом неоднократно участвовали в его программе «Белый попугай». Увы, самые смешные анекдоты, как правило, не попадали в эфир, потому что содержали, так сказать, легкую перчинку. Но атмосфера была превосходной!