Звезда советского кинематографа, любимый актер Марка Захарова, Евгений Леонов лишь несколько часов не дожил до своего последнего выхода на сцену. Он собирался в Ленком на «Поминальную молитву», когда внезапно разорвалось сердце. Актер скончался дома, буквально за пару минут. Смерть второй раз пришла за Евгением Павловичем и в этот раз не оставила ему никаких шансов. За пять лет до трагической даты Леонов уже перенес одну смерть — клиническую, но тогда выкарабкался и даже продолжал играть.

Он никогда не говорил, какая из его ролей любимая. Зрители помнят практически все — настолько они были блестяще сыграны: Король из «Обыкновенного чуда», Доцент из «Джентльменов удачи», отец из «Старшего сына», фотограф из «Зигзага удачи», «дрессировщик» тигров из «Полосатого рейса»...

В «Обыкновенном чуде» Евгений Павлович впервые появился на экране вместе с сыном Андреем. До того момента, когда его внук, тоже Евгений, стал актером, Леонов так и не дожил...

«После фильма «Полосатый рейс» отец шутил, что стал родоначальником эротического жанра в советском кинематографе»

— Знаете, со временем начинаешь понимать, что многое упустил в отношениях с отцом, — признается Андрей Леонов. — Не успел поговорить с ним о каких-то важных вещах, растерялся в спорах, многого не спросил... Жаль, что время уже не вернуть. А вот отец, в отличие от меня, никогда не предавался унынию, это было не в его духе. Он был веселый, жизнерадостный человек. Как и на телеэкране.

— Известна история, как во время съемок знаменитой комедии «Полосатый рейс» Евгению Леонову пришлось спасаться от тигра бегством... Причем голышом!

— Больше всего смешных историй папа рассказывал именно о работе над «Полосатым рейсом». Фильм снимали на пароходе «Матрос Железняк», и тигров ежедневно выпускали из клеток, чтобы они привыкли к месту. Отца во время съемок защищало от хищников пуленепробиваемое стекло. Такое же поставили и возле ванны, в которой должен был купаться герой Леонова. Помните этот известный эпизод? Причем папа, как он рассказывал, лично проверял стекло на прочность. Но когда установили освещение, то выяснилось, что это защитное стекло дает блики. И режиссер пошел на хитрость: после команды «Мотор!» стекло потихоньку убрали, но отцу, конечно же, ничего не сказали. Его посадили в ванну, вылили туда ведро шампуня, чтобы было много пены, и выпустили знаменитого тигра Пурша, который считался ручным. Тигр сразу направился к отцу и начал холодным носом тыкать его в спину. Папа от ужаса сначала нырнул в мыльную воду, а потом бросился бежать. Понятно — в чем мать родила. Позднее шутил, что стал родоначальником эротического жанра в советском кинематографе: «Я первым показал свой зад — яркий такой, красный, очень советский». Вообще же, тигры на съемках относились к папе очень дружелюбно.

— Рассказывают, в одном из кадров для того, чтобы таки разъярить хищников, пришлось даже подкладывать поросенка!

— Да, это было в эпизоде, когда папа сидел в клетке и на него должен был бросаться тигр. Но зверь и не думал этого делать. Вызвали дрессировщиков, стали решать, что можно предпринять. И тем пришла в голову идея: поместить в клетку поросенка, уколоть, чтобы он завизжал, и таким образом заинтересовать тигров. Папе дали вилку, он уколол поросенка — тот завизжал и... Тигров невозможно было оттащить от клетки! Кстати, в кадре, хорошо присмотревшись, можно увидеть, что у папы в ногах шевелится нечто розовенькое. Так вот, поросенок визжит, тигры свирепеют — и папа кричит: «Стреляйте, не то всех сожрут вместе с палубой!» Дрессировщику пришлось выстрелить в воздух. Рассказывали, что тигрица Кальма от испуга бросилась в море и ее потом час оттуда вылавливали...

— «Полосатый рейс» стал самым любимым фильмом вашего отца?

— Не знаю, любимым ли, но самым памятным — это точно. Когда его снимали, меня еще не было на свете. Но я вырос, постоянно слушая рассказы и смешные истории об этой картине.

Кстати, папа очень спокойно относился к своим киноработам. Когда я, с восторгом глядя какой-то его фильм, начинал говорить ему комплименты, он лишь смущенно отвечал: «Да ладно, ладно...» Однажды, правда, признался, что с возрастом многие свои роли видит по-другому и, если была бы возможность, сыграл бы их иначе. Ту же «Донскую повесть»... Знаете, последние годы я часто пересматриваю фильмы с участием отца. Мне это помогает. Особенно, когда плохое настроение. Как только на экране появляется папа или просто слышу его голос в мультике про Винни-Пуха, вся грусть проходит. Он всегда рядом со мной...

— Вам говорили, что вы удивительно на него похожи, особенно, когда улыбаетесь?

— Конечно! Но раньше, слыша это, я сильно обижался. Потому что мысленно слышал другое: мол, ты все равно не Евгений Леонов, тебе до него далеко. Психовал страшно! Молодой был. Теперь понимаю: какие могут быть сравнения?! У каждого из нас своя дорога. Папа мне часто повторял: «Лошадь можно подвести к водопою, но напиться она должна сама».

Отец нередко брал меня с собой на концерты. И куда бы мы ни приезжали, народ неизменно кричал: «О, Доцент!» Конечно, отцу всегда оказывали повышенное внимание, поэтому я старался находиться метрах в десяти от него: стеснялся такой популярности.

— А Евгений Павлович?

— По-моему, он тоже не был от нее в восторге. Но ему удалось найти правильную форму общения с людьми. Уважительную, но — с дистанцией. Когда кто-нибудь в очередной раз набрасывался на него чуть ли не с объятиями, он лишь улыбался: «Привет!» И — шел дальше.

«Из-за меня папу частенько вызывали в школу. Он стоял перед директором, как мальчишка, краснел, потел...»

— Вам ведь довелось поработать с отцом на одной съемочной площадке?

— Мы снялись вместе всего в двух картинах — в «Обыкновенном чуде», где я играл ученика охотника, а также во «Времени и семье Конвей». Было еще несколько совместных спектаклей. Потом пришли к выводу, что лучше вместе не работать. После «Обыкновенного чуда» нас начали сравнивать — и меня стали одолевать какие-то непонятные комплексы. Если бы у меня были действительно значительные роли, тогда можно было бы сравнивать с отцом, а так...

— Евгений Павлович одобрил ваш выбор — стать актером?

— Он мне сказал лишь одну фразу: «Что ж, сынок, подумай и, если решишь, что это твое, — поступай». Папа вообще никогда ни на кого не давил. Хотя, как я часто шучу, особого выбора профессии у меня и не было. Из роддома привезли на улицу Васильевскую, в коммунальную квартиру, где жила вся наша семья. Квартира находилась как раз напротив нынешнего Дома кино, окна в окна. Вот вам первая параллель.

В школе я был абсолютным балбесом: до десятого класса играл под партой в машинки. Чудо произошло, когда в Театре Маяковского я увидел музыкальный спектакль «Человек из Ла-Манчи». Меня, романтически настроенного человека, пьеса просто поразила. К сожалению, папа там уже не играл... Знаете, он меня никогда не поучал. В детстве я насмотрелся патриотических лент, поэтому попеременно хотел стать то летчиком, то моряком, то танкистом. Последняя идея у меня появилась после просмотра популярной картины «Четыре танкиста и собака». На что папа вполне серьезно сказал: «Давай подумаем — может, где-то достанем танк, на дачу его перегоним. Сиди там, обобьем изнутри чем-то мягким, мебель поставим...»

— Он ведь сам как-то рассказывал, что в детстве мечтал стать летчиком.

— Да, было такое. Просто семья отца была связана с авиацией. Его папа работал инженером на авиационном заводе, брат всю жизнь прослужил в конструкторском бюро Туполева, разрабатывая новые самолеты «Ту». И во время войны мой отец тоже работал на заводе учеником токаря. Даже поступил в авиационный техникум, но на третьем курсе его бросил. Говорил, что летчик из него все равно не получился бы: вряд ли... поместился бы в кабину пилота.

— Кажется, Евгений Павлович был очень мягким человеком. Он вас когда-нибудь наказывал?

— Гораздо реже, чем это, наверное, стоило делать. В школе я учился ужасно! Даже комплексовал из-за того, что «волочусь» в последних рядах по успеваемости. Учительница младших классов предрекала мне профессию водителя автобуса дальних рейсов. Папу частенько вызывали в школу. Он стоял перед директором, как мальчишка, краснел, потел... Но, приходя домой, подзатыльниками меня не награждал. Хотя, возможно, и зря. Запомнилась лишь одна история.

После моей очередной десятой «двойки» на одной неделе бедный папа схватил чемодан и стал швырять туда мои вещи. Кричал, что раз я такой, то он отправит меня в лесную школу-интернат и оставит там насовсем, а еще лучше — привяжет в лесу к дереву и уйдет. Он схватил меня за руку и поволок из квартиры. Но его запала хватило лишь... до первого этажа. Я рыдал, и отец, будучи человеком сентиментальным и патологически добрым, вернул меня домой. По-моему, даже потом пошел и купил мне какую-то игрушку.

— Любил вас баловать?

— Игрушки были его слабостью. Самые яркие воспоминания детства у меня связаны с коммуналкой на Васильевской улице в Москве, где я с родителями прожил первые три года. Потом мы переехали в квартиру на Второй Фрунзенской, но на Васильевской остались бабушка с дедушкой, которых я часто навещал. Это была огромная квартира, и в ней у бабушки были две небольшие комнатки с длинным коридором, по которому я легко разъезжал на трехколесном велосипеде. Велосипед был подарком папы.

Помню, как отец увлеченно строил со мной паровозики... На лето все игрушечное добро перевозилось в деревню Давыдково, где я отдыхал с бабушкой. Половина игрушек раздавалась местным ребятишкам, и папа привозил мне новые подарки. Одна история до сих пор вызывает у меня грусть. Отец приехал после очередной долгой командировки, а я его... не узнал. Он ко мне: «Это я, сынок, папа». А я продолжаю возиться с машинками, не обращая на него внимания. Папа тогда очень расстроился. Так что актерская профессия имеет не только приятные стороны...

— Но Евгений Павлович готовил вас к поступлению в театральный институт?

— Нет, я стеснялся заниматься с папой, поэтому мне наняли педагога, отцу же я показывал лишь какие-то вещи. Честно говоря, не воспринимал его как учителя, актера — он был для меня просто родным, любимым человеком. Вряд ли папа сильно хотел, чтобы сын стал артистом, но, когда я поступил, — обрадовался. Много позже история повторилась. Уже с моим сыном. Женька тоже стал актером. Правда, в Швеции, где довольно давно живет со своей мамой.

«У отца была одна слабость — еда. Больше всего он любил картошку с тушенкой»

— Помните самый ценный совет, полученный от отца?

— «Соизмеряй»! Например, когда я вел машину со скоростью чуть больше сорока километров в час, папа частенько говорил: «Соизмеряй, столбы мелькают...» Мы любили с ним в выходные прокатиться за город, а потом уставшими приехать домой и смотреть фильмы. В то время только появились видеомагнитофоны, и одно из этих чудес техники каким-то образом оказалось у нас дома. По-моему, «видик» подарили папе. Помню, мы очень долго не могли его подключить, а когда справились с этой задачей, брали у приятеля кассеты и смотрели их. Ежевечерне, и в основном — триллеры. Каждые пять минут мы останавливали магнитофон и шли курить, потому что... было страшно.

— Говорят, Евгений Леонов был большим любителем сладкого.

— И соленого тоже. У папы была одна слабость — еда. В нашей семье женщины прекрасно готовили. Мама мастерски варила борщ и щи, а бабушка баловала нас пюре и тефтелями в томатном соусе. У нас часто собирались гости. Отец любил раков, но больше всего — картошку с тушенкой. Причем готовил ее сам. Наверное, любовь к подобной еде осталась у него с голодной военной юности. Понятно, что «пищевая» страсть сказывалась на папиной фигуре. Мы с мамой то и дело в один голос говорили ему: «У тебя такой живот!» Он тут же втягивал его буквально до спины и спрашивал: «Где тут живот? Ничего нет!» И никаких диет никогда не придерживался. По-моему, даже режиссеры на эту страсть отца закрывали глаза.

— Ваша мама ревновала его к поклонницам?

— Он никогда не давал ей для этого ни малейшего повода. Папа ведь был удивительно скромным человеком. Уже будучи довольно популярным артистом, страшно стеснялся женщин. Он и с мамой-то познакомился уже «в возрасте» — ему был 31 год. Встретились же родители, когда Театр имени Станиславского был на гастролях в Свердловске. И мама настолько отцу понравилась, что буквально через несколько дней он сделал ей предложение. А поженились они уже в Москве. Мама всегда была за ним как за каменной стеной.

Папа мастерски умел организовывать массы. Был у нас командиром. Ездил за покупками на базар, где мог провести полдня — пока со всеми перездоровается, поговорит. А потом приходил с полными сумками провизии...

— Правда, что Евгению Павловичу предсказали смерть?

— Да, это случилось в Риге. Однажды после спектакля к папе подошла какая-то женщина и сказала ему: «Вы проживете еще пять лет!» Так и произошло: ровно через пять лет отца не стало. Думаю, правильно говорят, что нельзя и не нужно гадать на свое будущее. Вряд ли та женщина была гадалкой — скорее, просто сболтнула. Но отца ее слова очень взволновали. С тех пор жил и как будто считал дни.

— Он ведь до того уже перенес клиническую смерть?

— Да, во время гастролей театра Ленком в Германии, в Гамбурге, в 1988 году. К тому времени отец перенес инфаркт и на гастроли поехал не в очень хорошем физическом состоянии. Видимо, не долечился. Ему становилось все хуже и хуже — думали, что у него проблемы с легкими. Папа нервничал, много курил. Когда мы были в Германии, он с переводчицей Джеммой отправился в госпиталь, и там ему назначили рентген. Во время обследования у папы и случился второй инфаркт. Сердце остановилось в тот самый момент, когда делали рентгеновский снимок. Папу сразу же подключили к аппарату искусственного дыхания. Произойди такое на улице — он бы не выжил...

Тогда, помимо инфаркта, у отца открылась язва, потом началась гангрена. Медики не скрывали, что у него всего один шанс из тысячи выжить. Говорили даже, что мы должны уже с ним попрощаться. Когда ему пробовали отключить аппарат искусственного дыхания, самостоятельно дышать папа не мог. Сделали операцию — аортокоронарное шунтирование. Отец очнулся лишь на 17-й день. Я провел у его постели 19 суток, потом приехала мама. Доктора советовали нам все время говорить с отцом, чтобы он быстрее вернулся к жизни.

— И он вернулся даже на сцену!

— Да, уже через несколько месяцев папа репетировал «Поминальную молитву»!

— После всех злоключений он как-то изменил образ жизни, режим питания?

— У отца ВСЕГДА была нормальная жизнь. Когда мы пытались ограничивать его, начиналась депрессия. После операции врачи сказали, что не нужно жить так активно, как прежде. Но отец практически не соблюдал режима. И диеты не придерживался. Говорил: «Вкусненько! Хочется!» — и все.

— В злополучный вечер 29 января 1994 года Евгений Леонов должен был играть в спектакле «Поминальная молитва»...

— Да, это была суббота. С утра отец плохо себя чувствовал. Встал позже обычного, все время сердился, даже от завтрака отказался. Начал собираться в театр и вдруг упал. Врачи сказали, что он умер мгновенно...

P.S. Пришедшие на спектакль зрители, узнав о смерти любимого актера, несколько часов стояли возле театра со свечами в руках. В кассу «Ленкома» не был сдан ни один билет...