Оказывается, цыплят можно не только по осени считать. И зима для подобного занятия — сезон вполне подходящий. По крайней мере, в этом убежден знатный специалист по пернатым Леонид Ярмольник, мгновенно прославившийся когда-то своим «Цыпленком табака». Он выступил продюсером фильма Валерия Тодоровского «Стиляги» и теперь ждет, когда прокатчики подобьют баланс и скажут, сколько миллионов — зрителей и долларов — собрала картина в кинотеатрах. Впрочем, вне

зависимости от кассы Леонид Исаакович полагает, что цель достигнута: «Стиляги» заставили о себе говорить. Поэтому-то Ярмольник и называет фильм главным подарком, полученным им на собственный день рождения. День этот случился 22 января и стал, между прочим, 55-м по счету.

«У меня нет накоплений и сбережений»

— Попали на бабки, господин продюсер?

— Со «Стилягами»? Пока не знаю. Окончательные дебет с кредитом не сведены, более или менее внятная цифра скоро появится, до того были лишь промежуточные результаты. Фильм недавно вышел на компакт-дисках, а на большом экране прокатывался с 25 декабря и в новогодние каникулы собирал почти по миллиону долларов в день. Отличный показатель, если учесть, что мы имели дело со зрителем, практически разучившимся смотреть серьезное кино. Раз комедия — то сразу мордой в торт, коль боевик — то пуля конкретно раскалывает башку... Молодые люди, составляющие ныне костяк посетителей кинотеатров, часто не утруждают себя тем, чтобы задуматься даже на полторы секунды, хотят проглатывать картинку на экране со скоростью разжевывания попкорна.

— А вы, значит, предложили им более изысканное и долгоиграющее блюдо?

— Все познается в сравнении. Не претендуем на то, чтобы встать в один ряд с «Андреем Рублевым», «Чапаевым», «Механическим пианино» или «Иронией судьбы», но могу сказать твердо: наш фильм снимался не на потребу. «Обитаемый остров» и «Любовь-морковь-2», главные конкуренты «Стиляг» в борьбе за новогоднего зрителя, сделаны в духе времени, в расчете на не самые взыскательные вкусы аудитории. Такой подход имеет право на жизнь, но мы-то стремились к другому. Если говорить откровенно, Валерий Тодоровский снял арт-хаусную картину из категории «кино не для всех».

— Сколько было потрачено на фильм?

— Четырнадцать миллионов долларов. Это уже с учетом господдержки. Понятно, что получить прибыль не удастся — с учетом нынешнего состояния российского кинорынка.

— А держать ответ за взятые деньги придется?

— Не буквально. Частично с долгами все-таки рассчитаемся.

— Свои кровные вы в «Стиляг» вложили?

— Ни цента. Если бы имел многомиллионный банковский счет, мог бы часть средств пустить на фильм, однако я проедаю все, что зарабатываю.

— Хороший же у вас аппетит, Леонид!

— Не подумайте, будто жалуюсь, но у меня действительно нет накоплений и сбережений.

— Выходит, и нынешний финансовый кризис вам не страшен?

— Мне по фигу, каков курс валют и что рубль дешевеет к доллару. Абсолютно! Никогда не суетился, пытаясь выгадать лишнюю копейку. И кинопродюсирование не рассматривал как способ наварить на бюджете. Для меня это серьезная работа, а не шанс влегкую срубить деньжат. Первым моим проектом стали «Московские каникулы», потом были фильмы «Барак», «Перекресток». В итоге, думаю, с десяток проектов набралось. Только с Валерой Тодоровским делаем уже третью картину.

— Хотя ни «Мой сводный брат Франкенштейн», ни «Тиски» не имели коммерческого успеха.

— В этом во многом виноваты прокатчики. Пусть не обижаются, но для меня они сродни продавцам, бизнес которых заключается в том, чтобы поскорее реализовать товар и собрать бабки. А чем торговать, вашими тапочками или моими шапочками, им, в общем-то, без разницы. Такой подход далеко не всегда оправдан. «Франкенштейна» и «Тиски» надо было иначе предлагать зрителю. Чтобы вновь не наступить на старые грабли, я вынужденно влез в прокат «Стиляг», хотя отдавал себе отчет: не моя епархия. Но потихоньку стал разбираться. Фильм мне очень дорог, лоббировал его идею много лет, искал деньги, убеждал Валеру рискнуть. Он страшился масштабности проекта. Работа заняла почти четыре года, но в итоге мы сняли что хотели. Будем счастливы, если поможем хотя бы части аудитории понять, что такое хороший вкус.

«После «Цыпленка табака» я стал повсеместно узнаваемым. Но режиссеры побаивались доверять серьезные драматические роли»

— И это говорит человек, тридцать лет назад накормивший страну цыпленком табака?

— Я своего куренка люблю и совершенно не стыжусь. Сколько времени прошло, а вы до сих пор его не забыли. И не только вы... Замечу в скобках, что до миниатюры «Цыпленок табака», показанной в передаче «Вокруг смеха», я сыграл в «Сыщике» и «Том самом Мюнхгаузене», успев приобрести некоторую известность. «Цыпленок» же принес мне невероятную популярность, и это сущая правда. Я стал повсеместно узнаваемым, что плюс для артиста. Но был и минус: режиссеры побаивались тянувшегося шлейфа. Слишком яркий, характерный персонаж! Мне не доверяли серьезные драматические роли, закрепив в амплуа комедийного актера. Еще мог играть юродивых или преступников. Все!

— Не из-за этого ли ушли от Эфроса с Таганки?

— Дело в другом. Анатолию Васильевичу артист по фамилии Ярмольник был откровенно не интересен. Он и сказал об этом без всяких обиняков. Прямо в лицо. Оксана, моя жена, правда, утверждает, что несколькими годами ранее Эфрос звал меня в свой спектакль в Театре на Малой Бронной, но из-за загруженности я отказался от предложения и вскоре запамятовал о нем. А Анатолий Васильевич, видимо, нет... Может, легенда верна, но тогда я вышел из кабинета худрука Таганки, написал заявление по собственному желанию и оказался в буквальном смысле на улице. Было страшно. Особенно поначалу. Меня долго, лет семь кряду, не принимали в Союз кинематографистов, официально я нигде не работал и вполне мог загреметь в милицию за тунеядство.

— Сейчас ваша трудовая где?

— Дома лежит. Уж сколько десятилетий! С момента увольнения с Таганки.

— А как же пенсия?

— Мне вроде бы полагается персональная. Как лауреату Госпремии России.

— Большая?

— Кажется, пять тысяч рублей в месяц. Или семь. Точно не знаю, в собес пока не обращался.

— Премию вам дали за продюсирование фильма «Барак»?

— За сыгранную роль. Не припомню случая, чтобы продюсеров в России баловали государственными наградами. Мол, зачем человека, сидящего на бабках, дополнительно поощрять? Он и без того в шоколаде. Упрощенное восприятие, доказывающее: «совок» по-прежнему жив. На мой взгляд, в современном кинематографе продюсер если не первый человек, то наверняка второй. После режиссера.

— Алексей Герман увидел вас в «Бараке»?

— Не спрашивал, но Витя Извеков, продюсер фильма «Трудно быть богом», позвонил и пригласил на пробы буквально накануне моего отлета на фестиваль в Локарно, где «Барак» получил «Серебряного леопарда». Я вернулся из Швейцарии и отправился в Питер. После утверждения на роль год ждал начала съемок... Но это Герман, у него иначе не бывает. За семь лет мы и дрались, и ссорились, и мирились: характеры у обоих — не сахар, тем не менее сумели завершить съемки. Впереди — озвучивание.

— Теперь бы дожить до премьеры, чтобы не получилось, как в том анекдоте.

— Его, кстати, придумал Сашка Абдулов. «Встречаются два киношника, и один говорит: «Слышал? Ярмольник на съемках у Германа умер». Второй сокрушается: «Ухайдакал-таки черт, замучил до смерти!» А первый отвечает: «Не-е, Леня от старости скончался...» По-моему, смешно! Шутки шутками, но работа с Германом — подарок судьбы, другая планета! В прямом и переносном смысле. Кстати, заметили: Алексей Юрьевич любит снимать клоунов? Никулин, Быков, Миронов...

— Теперь вы.

— Видимо, Герман считает, что настоящим артистом может быть лишь шут. Думаю, он делает лучшую свою картину. И не из-за меня, конечно. Алексей Юрьевич получил шанс до-сказать то, что не давали раньше. Это будет абсолютно иное кино, нежели «Обитаемый остров». Из других ингредиентов созданное.

«Теперь на кладбище хожу регулярно. То хороню близких и друзей, то навещаю дорогие могилы...»

— Про Абдулова хочу спросить. Больше года прошло, как его не стало...

— К этому нельзя привыкнуть. Наверное, я ни с кем не дружил так, как с Сашкой. Тридцать семь лет вместе, со студенческой поры... До сих пор по утрам рука невольно тянется к телефону, чтобы позвонить и услышать в трубке Сашин голос.

— Не вычеркнули номер мобильного из записной книжки?

— Он теперь у Юли, у жены. Вернее, вдовы. Язык не поворачивается... Знаете, в чем ужас взросления? Тридцать лет назад я мог оказаться на кладбище только случайно, а теперь регулярно хожу туда. То хороню близких и друзей, то навещаю дорогие могилы — Гриши Горина, Влада Листьева, Давида Боровского, Бори Хмельницкого, Лени Филатова, Саши Абдулова... Всех не перечислишь. Это и есть старение.

— О мемуарах не думали?

— Тьма народу уже отписалась, а читать можно лишь Александра Ширвиндта, Георгия Данелия и Ленку Кореневу. Это еще тянет на литературу, остальное — бред собачий. Не хочу позориться и вливаться в ряды графоманов. Увы, многие не понимают, что выглядят смешно.

— Это единственное, что огорчает вас в сегодняшней жизни?

— Приходится признать: в последнее время произошла кардинальная переоценка ценностей, полная девальвация того, что раньше составляло основу, фундамент жизни. Честь и достоинство сегодня не стоят и копейки. Все заполонено плохими фильмами, спектаклями, книгами, которые умело выдаются за хорошие. Размыты критерии, люди не в силах отличить подложную туфту от подлинного. Появилось много такого, что прежде не было свойственно России. Я за то, чтобы по уровню комфорта и благосостояния мы походили на американцев, но я против подмены понятий. У нас всегда любили и ценили настоящее, а не пластмассовое. Теперь же молодежь воспитывают на какой-то заморской бижутерии. Если же поискать положительное в нынешнем кризисе применительно к нашему кино, надеюсь, эта встряска окажет очистительное воздействие, отсеет все наносное, что налипло за последние десятилетия. Должен произойти своеобразный катарсис.

— Пока незаметно. По крайней мере, в Союзе кинематографистов опять собачатся.

— СК морально себя изжил. Люди дерутся за недвижимость, делят сферы влияния, но какое это имеет отношение к творчеству? Мне такого добра даром не нужно. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее попусту.

— Значит, Никита Михалков не пытался привлечь вас к работе в Союзе?

— Звал возглавить фонд помощи артистам-пенсионерам, но я всякий раз отказывался. Лучше достану деньги из кармана и напрямую отдам нуждающимся. Без посредников, которым еще надо зарплату платить. В фонде же никто бесплатно работать не станет...

— А вы чувствуете себя сегодня защищенным?

— Без дела не останусь, семью прокормить смогу. Вот полгода снимался в 16-серийном телефильме «Иван да Марья» для канала «Россия». Понравился сценарий, согласился на роль частного детектива. Это одна сторона медали. А вторая состоит в том, что понадобились деньги на квартиру дочке. Если бы не это, может, и не играл бы.

— Купили Александре жилье?

— Конечно. Раз цель поставлена, ее надо добиваться.

— Погорячились! Сейчас цены на недвижимость падают.

— Но я ведь не инвестиционный проект искал, а выполнял отцовский долг, как его понимаю.

— С вашими-то, Леонид, обширными знакомствами давно могли бы прикупить свечной заводик и не заниматься поденщиной на съемочной площадке.

— Мне много раз предлагали, что называется, отдать лицо и имя, номинально возглавив какой-нибудь бизнес. Не влезал в подобные проекты, прекрасно понимая, что никогда не узнаю о творящемся за моей спиной, а моральную ответственность нести буду. Могу заниматься лишь тем, в чем хорошо разбираюсь. На жизнь зарабатываю как артист и продюсер, хотя в последнем считаю себя дилетантом. Поэтому, даже поучаствовав в создании кинокомпании «Красная стрела», по сей день не занимаю в ней никаких постов. Вольная птица! Никогда не брал деньги, из-за которых плохо спал бы. Знаю, у меня репутация делового и практичного человека, но, уверяю, ничего не отнимал у других, никому не перебегал дорогу, конкурировал только в профессии. Исхожу из принципа, что в честной схватке должен победить сильнейший, не требую от жизни сверхъестественного, к деньгам отношусь как к средству. Просить что-либо для себя всегда стеснялся, а для других шел и находил, сколько надо. Особенно, если речь шла о здоровье друзей. Иное дело, что его-то и не купишь... К тому же приходится учитывать, что не каждый готов принять деньги. Нужно делать это тактично, чтобы не обидеть человека, не задеть самолюбие.

— А вам приходилось обращаться за помощью?

— Не тот случай, когда долг платежом красен. Я ведь помогаю, не ожидая ответной услуги. Моя мечта — никого и никогда не обременить собственными заботами. Буду счастлив, если ангел-хранитель услышит этот призыв. Но о таких вещах лучше не думать наперед, не загадывать. Пусть все идет, как идет.

— Делай, что должно...

— ...и пусть будет, что будет. Вот-вот! Понимаете, я сам ставлю с вечера будильник, решая, когда просыпаться утром. Творец своего счастья и несчастья.

— Чего больше?

— Первого, конечно. А расстраиваюсь, если не удается реализовать планы, осуществить задуманное.

— К слову, идею-мечту с записью на компакт-диски литературной классики в исполнении лучших наших артистов до ума довели?

— Увы. Не хватило денег. Взял кредит двести тысяч долларов, а на все про все нужно было миллиона полтора. Ходил, просил, убеждал — не прохиляло. Лет пять промучился, с трудом потом долги вернул. Произведений пятнадцать записали, и проект остановился. Я прочитал «Трудно быть богом» и «Камеру обскура», мою любимую книжку. Возился с год, просиживал в студии, пока язык не переставал ворочаться во рту. Но результатом работы горжусь. Думаю, запись Набокова — лучшее, что сделал в профессии за всю жизнь. А вы говорите: цыпленок табака...